- Охотник, а почему люди превращаются в волков? – спросил он, повернув голову в сторону лучника.
      - По-разному бывает… – задумчиво ответил саргонец, тоже глядя в пламя, но только поверх костра, чтобы видеть и темную полосу леса, сгрудившегося вокруг маленького костра плотной гурьбой. – Волкодлаком стать – жуткое проклятье, человека проклясть могут, ведьма или чародей, и тогда он таким становится. Сама ведьма или темный маг могут в волкодлака превратиться, когда зло в них все человечье вытравит, но чаще всего по-другому бывает. Волкодлаками становятся, когда их другая такая тварь кусает. Это через зубы передается, как бешенство у собак, только когда человека бешеная собака кусает, он умирает, а здесь в зверя превращается - кровожадного, хищного. Тогда прячется где-нибудь в глухом месте, а каждую ночь на охоту выходит. Это если он один, а если их много – то они в стаю сбиваются, как эта падаль, от которой я тебя спас, за людьми охотятся. Им кровь нужна человеческая, она им слаще других кажется.
      - О боги, какой ужас… - пробормотал Орландо. – А почему люди их всех не перебьют?
      - Потому что не звери это, но и не люди - нежить. Нет им ни жизни, ни смерти. Если их не убить – они вечно живут, и такие живучие, что раны заживляют. Ты это сам видел.
      - А как же ты их убил? – поразился мальчишка.
      - Серебра они боятся. Серебра, большого огня, а еще осинового кола! Только этим их можно убить, больше ничем.
      - Ты их серебряными стрелами?
      Черный охотник кивнул. Орландо помолчал и спросил:
      - А почему ты их убил?
      - Восемь деревень, мальчик, – непонятно ответил лучник. – Восемь деревень они выгрызли. Всех, даже младенцев. Что же их теперь – по шерстке гладить и кости бросать?
      - Восемь деревень? – не поверил Орландо, но потом кое-что вспомнил. – Это, наверное, их крестьяне боялись в той деревне, где мы с Доратом ночевали! Нам там еще сказали, чтобы мы по ночам не ездили. И потом мы проезжали через одну деревню, там все целое было, а никого не было.
      - Полынное, – кивнул лучник. – Там никого не осталось, за две ночи.
      - А ты что, специально за ними охотишься?
      - Угу. Я Черный Охотник. На темных тварей охочусь, которые в ночи бродят, пока люди спят.
      - Очень интересно! – фыркнул Дорат. – И зачем тебе эти порождения тьмы нужны? С обыч-ных зверей люди шкуру снимают, мясо едят, а зачем же охотиться на злобных тварей?
      - Хотя бы для того, чтобы они весь человечий род отсюда до Эльва не выгрызли. за этих тварей мне ведь тоже платят. Иногда. Не в этот раз, правда. Тут уже и плату брать не с кого, людей не осталось. Может, хоть вы мне монеток дадите, за то, что я ваши шкуры спас? А?
      Юноша покосился на Дората. Тот делал вид, что их разговор его нисколько не касается, но на самом деле прислушивался очень внимательно, поглаживая правой рукой свой лакированный жезл с многогранным хрустальным кристаллом в полукруглом навершии.
      - Но если они такие злые, как ты говоришь, почему жезл Дората их не почуял? Он ведь чует магию вокруг себя и меняет цвет, если поблизости есть другой волшебник или какие-нибудь чары. Он и на меня отзывается красным светом, потому что во мне есть сила. Я прирожденный воин! – гордо заявил Орландо и поглядел на лучника. Он ожидал, что охотник удивится, но одетый в черное стрелок даже и не посмотрел в его сторону. Орландо заметно стушевался и продолжил уже обычным, без зазнайства тоном: - Если эти полуволки злые – они бы испускали вокруг себя ауру злого чародейства. Жезл Дората это должен был почуять! Он тогда багровым становится, почти черным. Он должен был поменять цвет, и нас предупредить.
      - Если эта ваша магическая палка чует только колдовство, то нежить она чуять и не должна. Волкодлаки колдовства вокруг себя не напускают. Они существа земные, полулюди-полузвери. Зверей жезл твоего дружка ведь не чует? – спросил лучник. Орландо покачал головой и Охотник продолжил: - Поэтому вы их и не почуяли. И вампиров бы не почуяли с упырями – они ведь только трупы ходячие, не чародеи же. Разве что ведьму, да и то… Ведьмы, если захотят – так спрячутся, что их и с семью собаками не найдешь, что в лесу, что в степи. Вплотную к ней пройдешь, а не заметишь, сам знаю.
      Где-то среди деревьев за спиной Орландо что-то громко хрустнуло. Мальчишка подпрыгнул на месте и, мгновенно побледнев, бросил в ту сторону испуганный взгляд.
      - Успокойся, – посоветовал охотник. - Лиса это мышкует. Хватит с тебя нежити, а то ты меня еще среди ночи воплем поднимешь. Спи давай. Как птичка сготовится, я тебя разбужу. Орландо и в самом деле скоро пригрелся и уснул у огня сидя, как кошка. Проснулся он от несильного толчка в плечо, поднял голову и увидел перед собой Черного Охотника.
- Просыпайся, еда сейчас готова будет.
      - Ага, – кивнул юноша, протирая глаза. Охотник тем временем снял с огня свою дрофу, прорезав ее ножом, вдохнул аромат, и решительно разрезал ее по спине. По поляне распространился такой запах жареного мяса, что Орландо чуть не умер от голодного приступа. Даже Дорат на другом конце поляны  беспокойно зашевелился, учуяв аромат мяса и запеченных в дрофиной утробе лесных травок. При одном виде дымящейся тушки Орландо почувствовал, что может съесть ее один, и уже протянул руку за своей долей, но Охотник ударил его по руке рукоятью своего кинжала и Орландо отдернул ладонь, сгорая от стыда. Это же чужое мясо, зачем он к нему потянулся первым?!
      - Горячо! – предупредил законный хозяин. – С огня же! Рот себе захотел сжечь? Подожди, она от тебя теперь никуда не улетит. Пусть стынет, а я сейчас еще кое-что достану. Так…
      Охотник подтянул к себе за ремень свою сумку, и вытащил оттуда половину ноздреватого и рыхлого домашнего хлеба, завернутую в тонкую льняную тряпочку и плотно закрывающуюся берестяную коробочку. Внутри туеска оказалась мелкая белая соль, и ей Орландо обрадовался, как родной сестре. Нули перед отъездом снабдил его хлебом и копченой свининой, а вот соли насыпать не догадался, так что он уже четвертый день обходился без нее. Тут из темноты на запах, как волк или гиена, притащился Дорат, точнее, прилетел на своем ковре, со всеми пожитками и с седлом, поводя носом в струе запаха, исходящего от жареной на костре дрофы. Просить еду он, конечно же, не стал, опустил ковер на землю и стал коситься на дрофу алчными глазами. Ему хотелось горячего, дымящегося мяса, но гордость не позволяла даже на него позавидовать, так что он, чтобы не глотать попусту слюну, раскрыл свою суму и извлек из него большую фарфоровую пиалу с жареным рисом из башни Ангуса и серебряную ложку. Как раз в это время охотник посчитал, что мясо остыло и собственноручно разделал птицу. С обгорелого бока он срезал черную, обуглившуюся кожу и горелое мясо и отложил их в сторону, а оставшееся разделал на крупные куски и первым делом протянул Орландо наколотый на лезвие ножа кусок грудинки. Тот смутился, он не привык есть мясо без вилок, но потом сообразил, и, вытащив свой кинжал, переколол мясо с ножа охотника на свой и начал жадно обгладывать восхитительное розовое мясо. Дорат, глядя, как он ест, отчаянно завидовал, но виду не подавал, а наоборот – старался отбить охоту есть у Орландо
      - Только дикари и варвары могут есть мясо с ножа! – заявил он в пустоту, но смотрел почему-то прямо в лицо лучника. – И что это за мясо – без приправ и без гарнира? Тьфу, дикость! – и медленно пересыпал себе в рот горсть крупного риса с мелко нарезанными тушеными овощами. – Вот это – еда для образованных людей. Это очень вкусно!
      - Что вкусно - черви? – спросил лучник.
      - Какие черви? – не понял Дорат.
      - Те, что в твоем барахском пшене завелись, – спокойно ответил охотник, доел кусок дрофы, встал, сделал шаг в сторону Дората, и, протянув правую руку к пиале чародея, бесцеремонно влез в нее. Дорат замер от такой наглости, а охотник, разворошив крупнозернистый рис пальцами, вытащил из пиалы извивающегося толстого белого червячка. Маг, увидев это безобидное животное, сначала завизжал, потом закашлялся, и весь его рис вылез обратно, вместе с овощами и слюной. Хорошо еще, что в костер, а не на сидевшего рядом Орландо.
      - Как же это? – прошептал Дорат. – Рис ведь отборный был! Неужели он весь испорчен?
      Орландо пожал плечами, доедая свой кусок. Дорат, бормоча что-то вполголоса на барахском языке, резко открыл безразмерную, как утроба кита, сумку и начал вытаскивать свои съестные припасы. Открыв горшок с тушеным мясом, Дорат заглянул в него, и закачался.
      - О боги! – завопил он горестным голосом. – Все испорчено! Все!!
      Орландо поднялся и подошел к чародею. Да, действительно. В широкогорлом горшке с ту-шеным мясом копошились целые отряды червей, с рисом была та же история, разве что там черви были не так заметны. Даже курага с изюмом оказались подмоченными и испорченными.
      - Горе мне, горе! – вопил чародей, в одночасье оставшийся без припасов, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону. – Они, эти проклятые созданья Утгарда, сожрали все мои запасы! Я теперь умру с голода и меня расклюют вороны! О бедный я, несчастный!
      - Передай ему и пусть заткнется, – произнес охотник, протягивая Орландо наколотый на нож кусок шеи.
      Мальчишка переколол шею на свой кинжал и передал его Дорату. Чародей весь скорчился, как будто ему давали яд, и оттолкнул нож от себя.
      - Передай ему: когда саргонец дает еду – надо брать. Если не возьмет - я его убить могу, за оскорбление, – медленно произнес охотник, жуя поджаристое крылышко.
      Дорат обошелся без переводчика, сморщился, как старик, но мясо взял, и, сняв кожу, начал обгладывать шею. Саргонец медленно откинулся назад, достал себе целую ногу и начал методично ее обгладывать. Заметив, что мальчишка уже доел свою грудинку, он оторвался от еды и без ножа передал ему второе крыло, зажарившееся до коричневато-золотистого цвета. Когда костер почти прогорел, от дрофы остались только кости. Орландо, сытый и довольный, откинулся на землю у костра, греясь, как кот на солнышке.
      - На земле не лежи, нутро простудишь, – сказал ему охотник, сидевший на хвосте собственного плаща.
      - Я не мальчишка, чтоб меня опекать! Я воин!
      - Ага, воин. Таких воинов как ты, я много уже видел. Для них даже место особое есть, огороженное - кладбищем называется. Мальчишка ты. Я бы, такого как ты, из дома не выпустил.
      - Ну что мне сделать, чтобы меня мальчишкой не называли? – почти простонал Орландо.
      Черный охотник окинул собеседника внимательным взглядом и вынес суждение:
      - Усы отрасти и подрасти немножко.
      Орландо потер верхнюю губу, зевнул, потянулся и почувствовал, что жутко хочет спать. Набитый мясом живот и усталые ноги тянули его к земле. С трудом добредя до своих сумок, он вытащил оба своих одеяла, и выбрав место поближе к костру, приготовил себе постель. Бросив одно одеяло на землю, он принес от Дората свое седло и положил его в изголовье, после чего укрылся плащом и вторым одеялом. Охотник одобрительно кивнул, но в это время что-то отвлекло его внимание. Он посмотрел куда-то поверх головы мальчишки и удивленно вскинул брови. Орландо приподнялся на локте и повернул голову. Дорат готовился ко сну. Прямо поверх своего ковра он расстелил пуховый матрас, и теперь взбивал его. А так как ко сну Дорат всегда готовился по всем правилам, принятым в Барахе, то на ночь он переоделся – сменил походный плащ и плотный халат на тонюсенькую ночную сорочку до пят, с кружевными манжетами и пышным подолом.
      - Чтоб я сдох! – пораженно произнес лучник, сравнивая волшебника с ночным лесом вокруг, и замолк: Дорат постелил на матрас настоящую простыню, а потом вытащил из сумки две шелковых подушки, одну побольше, другую поменьше и, уложив их себе в изголовье, бухнулся в матрас, накрываясь толстым стеганым одеялом.
      - А бутылок с горячей водой, чтоб постель греть, ты не захватил? – поинтересовался охотник, обнаруживая некоторое знакомство с обычаями, принятыми в благородных семьях Бараха и Ламидонии 
      - А у тебя они есть? – с надеждой спросил Дорат, поднимая с подушек взлохмаченную голову. – Если есть – дай одну или две, тут холодно!
- Охотник! – позвал своего таинственного проводника Орландо, когда утром следующего дня они бежали по росистому лесу, петляя между высокими деревьями.
      - Чего тебе? – откликнулся саргонец, появляясь из-за соседнего дерева.
      - Долго нам еще бежать? – поинтересовался мальчишка.
      - Что, уже бегать устал? Ничего, скоро на лошадь сядешь. Этот лес, он маленький, с юга на север здорово вытянут, а мы его с запада на восток пересекаем. Я так думаю, мы из него еще задолго до полудня выберемся, а от его восточной опушки до дома моего знакомого рукой подать. – ответил Охотник и опять нырнул в густой лес. О
рландо последовал за ним, держа перед глазами, как вехи, оперение на стрелах охотника, а за ним, скуля и стоная, плелся на коротеньких ножках бедолага Дорат.
      Смешанный лес и вправду кончился довольно скоро, еще в первой половине утра, и, пробежав довольно широкую полосу светлого березняка, пронзаемого солнечными лучами насквозь, трое путников неожиданно вышли из лесу в зеленую степь. Прямо перед ними на расстоянии в пару сотен метров, стоял вытянутый с юга на север дом под высокой черепичной крышей.
      - Дошли, – сказал охотник, останавливаясь на лесной опушке. - Вот он, дом Хана.
      - Кого? – не понял  Орландо.
      - Хана, Хана-Прилипалы. Прилипала - это кличка такая,  потому что к его лапам золото так и липнет. Только ты его так не называй, не любит он этого прозвища. Ты вообще молчи, я с ним сам потолкую.
      Орландо кивнул и, видя, что Черный охотник уже пошел прямо к дому, поспешил за ним. Неизвестно почему, но дом лошадиного торговца забором обнесен не был, охотник беспрепятственно подошел к дому и, поднявшись на цыпочки, заколотил рукой в раму небольшого оконца. Как всегда, на стук первыми отозвались собаки. Где-то с другой стороны дома зарычало несколько псов. Орландо поежился. Собак он не любил и боялся. Сколько раз они его гоняли, пока он был бродягой – не счесть, несколько раз даже хватали за ноги. Здесь они пока не появлялись, но могли выскочить в любой момент.
      - Наверное, никого нет, – сказал он охотнику. – Давай уйдем.
      - Есть, – уверенно ответил охотник. - Некуда сейчас этому барышнику податься, торг сейчас плохой, денег нет ни у кого, да и лошади тощие все после зимы. Хан! Хан, разорви тебя медведь!! – заорал лучник, с усилием подтянувшись на раме, чтобы поднять голову на уровень окна.
      Тут из лесу подоспел Дорат, увидел стоящих возле строения сотоварищей и подошел к ним, переваливаясь с боку на бок, как хорошо раскормленная утка.
      - Нам не открывают, – пожаловался Орландо.
      - А что ты хотел! – отозвался чародей. – Наверное, в этом доме просто никто не живет, он пустой! Я же говорил, этот саргонец тебя обманет! А вдруг это приют разбойников… - побледнел Дорат.
      В этот момент где-то в боковой стене дома заскрипела тяжелая дверь, застучали деревянные башмаки, и через какое-то время из-за угла вывалился плохо одетый слуга с вислыми светлыми уса-ми, на которых повисла пивная пена. Увидев стоящего у окна мужчину в черном плаще, служка побледнел и замер.
      - Хозяина позови! – крикнул охотник. – Скажи, я за долгом пришел!
      Усач кивнул и опрометью бросился назад, в дом.
      - Как его тут боятся! – нервно прошептал Дорат. – Ты заметил, Орландо? Я тебе говорю, он разбойник, а может, даже убийца! Кого еще люди так боятся?
      - Не знаю, – ответил Орландо. – Мой старый хозяин, купец, брата своей жены боялся, а ты Ангуса.
      Тут где-то громко открылась дверь, зазвучало несколько громких, возбужденных голосов, заскрипели ступеньки и вскоре из-за угла появился невысокий мужик, средних лет, с большим носом и длинными руками. На улицу он явно собирался второпях: на нем был наспех накинутый овчинный тулуп с кое-как завязанным красным кушаком, нахлобученная овчинная шапка, а на ногах вместо сапог – стоптанные войлочные шлепанцы. Выскочив из-за угла, он тут же наткнулся на черную фигуру охотника, остановился и попятился назад, вскинув голову, как лошадь, которую резко осадили удилами.
      - Ты? Зачем пришел? – выпалил человек в овчинном тулупе.
      - Я же слуге сказал – за долгом, – медленно повторил саргонец.
      - Я тебе ничего не должен! – воскликнул человек и попятился.
      - Да? – ухмыльнулся стрелок, - Странно… А я думал, мы на два кошелька с серебром договаривались. Я вампира убиваю, который твоих лошадей сосет, а ты мне звонкое серебро передаешь. При свидетелях договаривались, тут еще какой-то покупатель был. Я кровососа ведь на третью ночь убил, а денег ты мне дал только десяток монет задатка, остальное до сих пор за тобой числится.
      - Да где же я тебя найду, если ты вампира убил, а сам пропал куда-то? – возразил купец. – Награду-то ты заслужил, слов нет, почему ж не подождал, пока я два кошеля не наскребу?
      - Некогда мне ждать было, там в Саргоне упыри целую деревню высосали! Ушел я – да, но работу уговоренную выполнил, и серебро за тобой осталось. Теперь я за ним пришел.
      - Нету! – развел руками купец. – Я в зиму сына женил, все на свадьбу ушло. Пока выкуп родителям ее, пока молодым подарки, пока свадьба… Шелковая постель в целую пару жеребцов обошлась, ты подумай! Тряпки какие-то с парой чистокровных коней сровняли! Все как есть ушло, ничего в запасе не осталось. Теперь приходи луны через две, когда я оледскими четырехлетками расторгуюсь. Сейчас их с руками отрывают.
      - Я приду! – пообещал охотник, сжав зубы. – Но перед этим я на торги заскочу. В Корону Арно, в Арландор, в Сильвию. Половине Ламидонии расскажу, как мне Хан-прилипала серебро обещал, а потом не отдал. А ведь я его честному слову поверил! Посмотрим, как ты летом после этого расторгуешься! Расчеты-то меж вами на честном слове и держатся.
      - Стой! – быстро крикнул прилипала, видя, что Черный охотник собирается повернуться и уйти. – Стой, погоди! Не ходи на торги!
      - Серебро давай. Как обещал – два кошеля без десяти монет.
      - Ну нет у меня сейчас серебра! Я ж говорю – свадьба была! Хоть наизнанку выверни, а двух кошелей не наберу!
      - Тогда лошадью рассчитайся, – предложил охотник. – Этого-то у тебя хватает.
      Купец чуть было не упал от удивления.
      - Тебе? Лошадь? – и рассмеялся. – Да как ты на ней ездить будешь?
      - Мое дело, – буркнул лучник.
      - А пропадай моя борода! По рукам! – довольно воскликнул купец и ухватился за правую руку Охотника. Тот неохотно пожал руку купца и, обернувшись, подозвал к себе Орландо. Увидев, как из-за спины саргонца выходит статный юноша, купец испугался, а разглядев на поясе Орландо меч и кинжал – и вовсе попятился назад, к дому.
      - А ты трусливый стал, – как бы между прочим заметил охотник. – Раньше вампира не испугался, сам выследить пытался, а теперь от безусого мальчишки пятишься.
      - А чтоб тебя! – выругался торговец лошадьми, разглядев совсем юное лицо Орландо. – И кто это?
      - Тебе-то какая разница? – лениво спросил Черный охотник. – Лошадку ему из рук в руки передай.
      - Ну, я так и думал! Лошадь-то не для тебя!– вскричал купец. – Спугнул у парня лошадь, а теперь от долга откупиться хочешь?
      - Я же сказал – мое дело, – терпеливо, но уже рассерженно ответил охотник. – Твое дело со мной конем рассчитаться, а куда я его дену – мои заботы.
      - И верно. В твои делишки соваться мне резону нет! – махнул рукой купец и обратился к Орландо, почтительно склонив перед ним голову и сложив руки на животе: - Какую лошадь желаете, молодой рыцарь? Есть ученые, послушные, те, что не одного всадника на себе носили, в бою не испугаются, седока не сбросят, а есть молодые, как огонь горячие, как ветер быстрые. Их самую малость только подучить – цены им не будет.
      - Я не знаю, – растерялся Орландо. – Я не рыцарь, я никогда лошадей не выбирал!
      - Стойте! – завопил где-то за спиной Черного Охотника Дорат. Отпихнув саргонца в сторону, он пробился вперед и заорал: - Ты что делаешь, дурак? Я же сказал, лошадь для тебя я выберу! Я в этом лучше всех разбираюсь!
      - А это кто? – охнул купец-знакомый Охотника, вконец растерявшись. – Эй, Торрель-саргонец, ты что, сразу двум лошадей задолжал?
      - Нет, только одному, – поморщился лучник. – Второй это так. Шут местный.
      - Кто шут? – не понял Дорат. – Я шут? Да как ты смеешь? Да я тебя в жабу, нет, в гусеницу превращу!
      - Заткни хлебало, пока я тебя в кусок мяса не превратил! Ты мне все дело испортишь! – процедил сквозь зубы Охотник, стискивая пальцы левой руки на предплечье Дората. Чародей побледнел как полотно и тоненько взвизгнул. Саргонец тут же убрал руку и обратился через голову Орландо к хозяину:
      - Парень торопится, так что ты не болтай. Прикажи своим лошадь вывести, а он  посмотрит. 
      - А может, в конюшне лучше? – спросил купец. – На улице холодно, застыть можно, а в конюшне-то тепло.
      - Я же сказал на улицу выведи! – повысил голос охотник. – Ты глухой, уши прочистить за-был?
      - Да ничего я не забыл! Иди к конюшне, я щас приду.
      - Пошли. – Черный охотник тронул Орландо за плечо и быстрой походкой пошел вдоль длинной, бревенчатой стены, потом завернул за угол, к задней, глухой стене купеческого дома, прошагал вдоль нее, еще раз завернул за угол и оказался на заднем дворе большой усадьбы. Там метрах в тридцати от дома был огорожен большой выгон, рассчитанный на целый табун лошадей. Судя по утоптанной, унавоженной земле, там и впрямь пасли целый табун, но сейчас внутри выгона маячило только несколько лошадей и они были на другом конце выгона, так что Орландо даже не смог разглядеть, какие они из себя.
Подойдя к выгону все остановились. Черный охотник облокотился на загон спиной, всем своим видом выражая безразличие, Дорат начал прохаживаться вдоль ограды, что-то бурча про барахских кобыл, а Орландо встал, как часовой на посту, поглядывая нараспахнутые настежь дубовые ворота конюшни. Оттуда доносилось приглушенное фырканье, иногда тихое ржание, и изредка мелькали человеческие тени. В траве раздались шаги, мимо их троих серой мышью проскользнул уже знакомый купец, ни слова ни говоря, подошел к воротам и исчез внутри.
      - Может, зря мы в конюшню не пошли? – спросил Орландо.
      - Ты знаешь, что такое выбирать лошадь в конюшне? – спросил лучник. – Окон там нет, не видно ни черта. Ты в темноте только глаза лошадиные видишь, больше ничего. Молодая она, старая, хорошая или разбита уже вдребезги – не разобрать. В темноте вроде хороша, блестит, а выводишь – кляча заезженная с двумя зубами. Я поэтому и сказал, чтоб тебе лошадь наружу. Тут хотя бы все видно. Ага, кажется, ведут.
      Орландо взволнованно подался вперед, всей грудью налегая на ограду круглого выгона. Охотник только усмехнулся, незаметно отошел от ограды выгона, и стал уже оттуда наблюдать за тем, что происходит. В дверях конюшни показался тщедушного вида мужичок, в грязной, унавоженной рубашке и таких же грязных штанах, зато рядом с ним ровно вышагивал рослый, широкий конь гнедой масти, крутолобый, с белой звездочкой между глаз, могучей шеей, необъятной грудью и толстыми ногами. Прижмуриваясь от солнца, конюх провел жеребца вдоль ограды и Орландо залюбовался его богатырской статью, блестящей шкурой и лоснящимися боками. Вслед за лошадью, в выгон вышел сам хозяин конюшни, поймал хитрыми глазами Орландо и подошел к нему.
      - Ну что, молодой рыцарь, берете коня? – спросил купец. – Какой красавец! Ай, какой красавец! На ноги, на ноги посмотрите! Второго такого вы и не найдете! Как брату родному дарю!
      - Воронам его подари, они больше оценят. Интересно, сколько он лет под собой рыцарей возил, если у него вся холка сбита? Лет пятнадцать наверное, да в упряжке лет пять, если плечи хомутом стерты, – ответил сзади Черный охотник. Купец дернулся, как будто его кнутом ударили, а саргонец добавил: - Убирай эту груду сала!
      - Ему нужна барахская лошадь! – закричал Дорат. – Наши лошади самые лучшие!
      - Есть и барахские. – пожал плечами купец и ушел в конюшню, а вслед за ним увели и «груду сала».
      Следующей из конюшни вывели  вороную кобылу, с короткой гривой, маленькой головой,  и подстриженным под самый круп хвостом, в недоуздке с длинным поводом. Вывел ее сам хозяин, точнее, она сначала вылетела сама, а потом на недоуздке вытащила своего хозяина, рысью выскочила на середину круга, и резко дернулась в сторону, доскакала до ограды и галопом поскакала по кругу, тряся головой. Купец натянул длинный повод и хвастливо обратился к Орландо:
      - Смотрите, благороднорожденный, какая лошадь! Молодая, третью весну только увидела, а какая горячая и быстрая! Земля под копытами горит!
      - У тебя тоже гореть будет, если тебе в ноздри иголки воткнуть, – ответил Черный охотник. – Что же ты их даже сажей не замазал? На солнышке-то блестят!
      Купец побагровел и налился кровью, как бычьи глаза. Пока несчастную лошадку уводили, он стоял на середине выгона и пыхтел, как котелок под крышкой над костром. Черный охотник, дождавшись, пока лошадь уведут, перепрыгнул через ограду, подошел к красному как помидор торговцу и схватил его рукой за грудки так, что ворот овчинного тулупа затрещал.
      - Ты меня разозлил! – процедил охотник. – Я к тебе, как честному человеку пришел, а ты что делаешь?!
       - Так ведь ты сказал, что лошадь на два кошеля с серебром меняешь, вот я и вывожу тех, что два кошеля и стоят! – испуганно заверещал купец.
      - Я сказал, мне хорошая лошадь нужна! – рявкнул охотник. – Если она больше стоит – скажи, я доплачу!
      - Да не могу я тебе хорошую лошадь продать! – чуть ли не плача, отозвался торговец. – Рад бы, да не могу!
      - Это еще почему? – удивился охотник. – Коростой все заболели?
      - Нету! – торговец обескуражено развел руками. – Ко мне еще зимой какой-то человек с юга приезжал. Ему зимой пять сотен голов нужно было пригнать, да еще этой весной столько же! Я согласился, первый табун отогнал, тот мужик мне за него сразу всю плату прислал, да еще за второй табун задаток. Теперь скоро второй гнать. Если не пригоню – он с меня живого шкуру снимет, так что хорошую лошадь дать не могу.
      - Будь человеком, лошадь дай, – насел на него охотник.
      - Да ты что, глухой, как тетерев? – закричал Хан. – Сказал я - не могу! Все, что в конюшнях и на пастбищах есть – это все не на продажу, за них уже заплачено.
      - Одна лошадь для меня найдется. Не дашь – сам возьму, – упрямо заявил саргонец, и, ото-двинув купца, двинулся к конюшенным дверям. Лошадиный торговец, побелев, как полотно, ринулся к конюшням, и, обогнав лучника, встал в дверях, упираясь руками и ногами в створки.
      - Не пущу! Не пущу! Да я еще после тебя не все стойла починил, а ты опять! Разорить меня хочешь?
      На вопли хозяина из конюшни сбежались переполошенные конюхи, и столпились за плечами хозяина. Увидев, кого он не пускает в конюшни, конюхи нехорошо переглянулись, несколько метнулись назад, в глубину конюшни и вернулись уже с вилами. Охотник исподлобья поглядел на унавоженных служек. Все пугливо подались назад, но вил из рук не выпустили, наоборот – выставили их перед собой.
      - Смотри, смотри! – зашептал Дорат. – Он чем-то так разозлил этих вонючих крестьян, что они его сейчас заколют!
      Конюхи и вправду выглядели не миролюбиво, но кровопролития не случилось. На шум из другой конюшенной двери вышел мужик огромного роста, одетый в отличие от других конюхов, не в тряпье, а в крепкую кожаную безрукавку, прочные брюки и высоченные сапоги. Вид у него был такой, что Орландо даже поежился: бритая наголо голова вся в шишках, как булава,  нос сворочен набок, на переносице глубокий бурый шрам, вместо левого глаза пустая затянувшаяся желтым глазница, в руках тяжелый хлыст на массивной железной рукояти. Свысока взгляну на невысокого саргонца, одноглазый сплюнул в его сторону, подошел к хозяину, защищавшему собой дверь, оттеснил его из дверного проема вглубь конюшни, склонился над ним и что-то зашептал на ухо.
      - Верно! Я совсем про него забыл! – сказал из конюшни Хан и появился в дверях, довольно улыбаясь. Щурясь на солнышке, как кот, торговец подошел к напряженному, как струна лучнику и сказал:
      - Уходи отсюда, сейчас мой конюх коня выведет. Жеребец, четырехлетка, мать его из табу-нов самого барахского эмира привели, пятнадцать золотых слитков стоит. Лучшая моя кобыла. Если и этот твоему должнику не подойдет – тогда ему к самому королю за лошадью идти надо. Да уходи же ты! – крикнул он, сильно толкнув саргонца в бок.
      Черный охотник покосился на торговца, но ничего не сказал, подбежал к краю выгона, перепрыгнул через ограду и как и раньше, отошел на некоторое расстояние от загона, наблюдая за происходящим издали. Орландо, стоявший к выгону вплотную, закусил губу. Честно говоря, теперь он почти не верил, что ему здесь дадут лошадь, и теперь уже не так внимательно наблюдал за дверями конюшни. Ждать ему пришлось довольно долго, но, наконец, конюхи, по-прежнему стоявшие в дверях, брызнули в разные стороны, как рыбья мелюзга от щуки, освободив темный зев конюшенного коридора. Лысый человек в кожаной безрукавке вышел на середину выгона, широкий ременной повод натянулся и вытянул из конюшенных дверей лошадь. Плечи Орландо опустились. Он ждал лошадь, по крайней мере, не хуже той, что у него была, а конюх вывел настоящую клячу – заморенную, тощую, большеголовую лошаденку, с длинной тонкой шеей и впалыми боками. Шерсть на ней была крайне противного грязно-желто-бурого оттенка, торчала во все стороны, как мох на болотных кочках, а на бедрах, ногах и брюхе вся слиплась от застывшего навоза; тощий темный хвост и чахлая грива тоже слиплись и торчали жесткими остроконечными сосульками. Выйдя из конюшни, клячонка остановилась и медленно повела косматой головой, часто моргая слезящимися глазами. Солнечный свет, даже неяркий, явно слепил ее. Одноглазый выругался и сильно дернул повод, прикрепленный к кольцам массивной узды. Лошадь вздрогнула всем телом и медленно потрусила за человеком. Копыта она ставила неуверенно, то и дело спотыкалась и оступалась. Черный Охотник грозно нахмурился. Лошадиный торговец только пожал плечами. Он почему-то с видимым удовольствием наблюдал за ходом этой заморенной лошаденки, щурясь на солнце, как кот, объевшийся сметаны.
      - Вы меня обманули! – закричал Орландо. – Вы говорили, что это лучший конь!
      - Я сказал, что этот жеребец от лучшей моей кобылы. Молодой рыцарь, это вещи разные, – резонно заметил купец. – Не хотите брать – ваше дело, только учтите: или молодой рыцарь берет эту, или вообще никакую. Больше лошадей у меня нет.
      Орландо тяжко вздохнул и задумался, следя за ходом жалкой клячонки.
      - Она же меня даже не выдержит, просто упадет! Но, если вы говорите, что другой лошади у вас нет – то я ее возьму. Хоть под вьюки - не самому же все нести…
      - По рукам, значит? – тут же поинтересовался торговец, протягивая свою короткопалую ла-донь.
      - По рукам, – согласился Орландо и пожал протянутую руку.
      - Ну, раз лошадь ваша – забирайте ее, – сказал торговец и собственноручно открыл дверь выгона, чтобы пропустить внутрь новых лошадиных хозяев. Орландо вяло прошел внутрь выгона и молча принял из рук одноглазого ременной повод, выводя клячонку из выгона.
      - Ну что, купил лошадь? – ядовито поинтересовался Дорат. – Я ж тебе говорил, что ни к чему хорошему это не  приведет, а ты мне не поверил! Интересно, эта кляча хотя бы седло на себе выдержит? Неси сюда, сейчас посмотрим. Может, она сразу и сдохнет.
      - Ладно… – согласился Орландо, не без содрогания представляя себя верхом на этом коне, передал пока поводья лысому, и побежал на опушку леса, где Дорат оставил свой ковер, а он - упряжь от прежней кобылы и переметные сумки. Черный охотник, стоявший за пределами выгона, раздосадовано сплюнул.
      - У, урод, разразит тебя гром! – прорычал лысый одноглазый конюх в сторону саргонца.- Все конюшни нам разнес!
      - Как это? – сразу насторожился Дорат.
      - А вот так! – ответил лысый и начал рассказывать: - Две весны назад начали у хозяина кони дохнуть, прямо в стойлах и все по ночам! Вечером стоит здоровый жеребец, две матки подряд покроет, а утром приходишь – дохлый валяется, как уж, которому палкой голову разбили. И так каждую ночь почти! Дохнут и дохнут, а какие не за одну ночь не сдыхали – так те наутро встать даже не могли, а на следующую ночь уж точно мерли. На десятую ночь, как это началось, хозяин всех послал в конюшню - сторожить. Никто глаз не сомкнул, а лучший жеребец наутро все равно скопытился. Хозяин чуть нас всех чуть не поубивал тут, на следующий день я там один ходил, но всю ночь. И в полночь спугнул кого-то из стойла. Кого я не видел, только крылья зашумели, и под крышу! Я в стойло. Стоит кобыла в кровище вся, из жилы на шее кровь хлещет. Я тут и вспомнил. Есть такие твари, вампиры, они из живых кровь тянут, а не чуешь, как пиявка. И убить такую тварь никак нельзя, не берет ее оружие. Наш хозяин, как это услышал, чуть волосы на себе от досады не порвал, а потом ему кто-то сказал, что есть такой человек, который тварей этих, темных, ночных, убивает. Ну, хозяин тогда вот этого Черного и вызвал. Он пришел, по дому походил, потом в конюшню зашел. Да чтоб он сдох! Как он зашел – лошади храпят, мечутся, из узды рвутся, копытами колотят! Ну, тогда он, правда, быстро отсюда ушел, походил только туда-сюда, а потом к нам подходит и говорит, что он в конюшне один переночует, чтоб тварь эту изловить. Ну, мы согласились. Наутро… Мать твою за ногу!! Я прихожу, лошади по всей конюшне в пене все, как будто их всю ночь черти гоняли, стойла разломанные, так что кони в них в куче, в крайнем стойле боевой жеребец к барахской кобыле попал и ее обрюхатил, а три жеребые кобылы за ночь скинули! Ну, и тварь эта на середине прохода валяется, крылья раскинула. Дырка от стрелы есть, а стрелы нету, и гада этого тоже. И хорошо, что он отсюда удрал, а то бы мы его на вилы подняли!
      В это время подоспел Орландо, с седлом на одном плече и сумками на другом. Мальчишка, оглядев свое приобретение, с унылым видом подошел к коню и начал его седлать. От жеребца так несло конским навозом, потом и чем-то противным, что мальчишка, из которого Ангус сделал на-стоящего чистоплюя, весь сморщился. Ему было невыносимо противна сама мысль о том, что придется прикасаться к этой косматой, наверняка вшивой, и вонючей лошаденке руками, но делать было нечего. Лошадь была уже его и седлать ее он должен был сам. Положив на его узкую, мосластую спину с выступающим хребтом тонкий войлочный потник, юноша поморщился и хотел было снять войлок с этой клячи, чтобы зазря не портить вещь, но потом ему все-таки стало жалко животное. Без потника седло бы за день стерло спину до крови, а он любил лошадей и не любил их мучить, даже таких, как эта. Зато, положив на потник красное седло с низкой передней лукой, мальчишка чуть не заплакал. Такое красивое седло и такая грязная кляча! Над ним даже вороны теперь смеяться будут, когда увидят, как за ним на веревке бредет эта лошаденка! У-у-у-у!! В этот момент он был готов разорвать ненавистного Охотника на тысячу кусков. Обещал, называется, хорошую лошадь! Лучше бы он пошел дальше пешком! Орландо, чуть не плача, затянул обе подпруги, потом резко перекинул через спину переметные сумки, зацепив ремень за крючок на задней луке седла, и взялся за узду, с отвращением думая о том, что ему придется прикасаться к этой грязной слюнявой морде. Он вспомнил бархатистую шкурку своей кобылы и чуть не заплакал от огорчения. Обогнув лошадь, Орландо зашел к ней спереди и попытался снять с жеребца его прежнюю узду, но оказалось, что ремни, кольца и железо были так туго стянуты на конской голове, что снять ее было немыслимо. Пришлось ему засовывать красивую красную узду обратно в сумки. Старательно упихивая жесткие, неподатливые ремни в тесный карман, он заметил, что вроде лошадь-то под седлом стоит уверенно, не шатается, значит, на нее можно попробовать и сесть. Засунув узду в подсумок, он положил руки на луки седла, вставил ногу в стремя и с некоторым усилием поднялся в седло: он не привык взбираться на такую здоровую лошадь. Жеребец под ним затих,  стоял уверенно, копыта под ним в стороны не разъезжались.
Орландо взял в руки поводья, и тут мир вокруг него взбесился, а точнее, взбесился жеребец: он подпрыгнул, и, уже опускаясь на землю, что есть силы лягнул задними копытами. Юноша не ожидал от смирной клячонки ничего подобного, потерял равновесие, упал на конскую шею, почувствовав, как хрустнули зубы, и, кажется, ребра, по которым ударило лукой седла, и тут же его голову снова подбросило, на этот раз вверх: это жеребец приземлился, сначала на передние копыта, а потом на задние. От боли в шее, которая громко хрустнула, мальчишка закричал, натянув поводья, конь дернулся и понес. Орландо чуть не потерял сознание, от страха. Выпрямиться в седле он и не пытался, выпустил поводья и изо всей силы вцепился в конскую гриву, нагнув голову вниз, чтобы по ней не било встречным ветром. Перед его глазами оказалось уже не небо и грива, а конская грудь и часть передних копыт. Мелькнула унавоженная земля и скорчившаяся фигура Черного охотника. Жеребец скакнул через саргонца, и, пронзительно заржав, понесся в степь.
      - Стой! Стой!! – отчаянно закричал Дорат вслед жеребцу, и заломил руки, видя, как конь исчезает вдали, унося на себе Орландо. - Догоните его, догоните!!! – завизжал чародей. – Там же мальчишка, а у него письмо!
      С земли, громко и тяжело дыша, встал Черный охотник, посмотрел в степь и заорал, сжав руки в кулаки, а потом, развернувшись, бросился через загородку в выгон, там стояли конюх и Хан.
      - Что за дьявола ты ему продал?? – яростно зарычал саргонец, перепрыгнув через изгородь и встав перед торговцем.
      - Ты не поверишь, но это дьявол и есть! – захохотал над ним лысый конюх.
      - Что же делать? – взвыл за оградой Дорат. – Нам надо его вернуть!   
      - Ну вот ты и лети за ним! – зло бросил Охотник. – Может, где-нибудь его труп и найдешь!
      - Что? – вскрикнул Дорат. – Какой труп?
      - Остывший! Ты думаешь, его эта тварь оставит в живых? Он наверняка неезженый, всадника никогда не носил.
      - Он езженный, – обидчиво возразил Хан. – Думаешь, я могу неезженую лошадь продать? Ты меня за кого принимаешь? Езженный он. Его по третьему году под седло поставили.
      - О боги, надо что-то делать! – заорал Дорат, упал на колени, и, воздев руки к небу, закричал: - О великий Ариан, сияющий солнечный бог, верни мальчишку! Обещаю, если ты его вернешь я… я не буду есть три дня и три ночи!
      - Хорошая клятва… - пробормотал саргонец. – Только на черта твоему богу эта голодовка?
      - Не знаю! – завопил Дорат. – Я пообещал и я исполню! И ты что-нибудь пообещай, так клятва будет крепче!
      Черный охотник задумался.
      - Ладно, от этого язык не отвалится, – сказал он после паузы и, повернувшись лицом в сторону невидимого отсюда леса, сказал: - Духи леса, если вернете этого юнца живым – черт с вами, я на Вельде женюсь!
      - Что это за клятва! Ты дикий простолюдин, даже клятву дать не можешь! Обращаться надо к богам, а не к каким-то там духам!
      - Кому верю – к тому и обращаюсь, – буркнул саргонец, потом повернулся к степи и долго-долго смотрел на линию горизонта, а потом его брови поднялись на лоб. К ним навстречу по степи, пешком шел мальчишка, кажется, живой, а за ним рысью трусила проклятая кляча.
      - Кто меня за язык тянул! – взвыл Охотник на саргонском языке. – Черт, черт, черт!!!
      - О великий Ариан! – взвизгнул Дорат, потом бухнулся на колени и, воздев руки к небу, закричал: – Спасибо тебе, сияющий! Да будут вечно теплыми лучи твои, да не померкнет сияние твое, вечно сияй ты на голубом небе!!
      В это время Орландо поднялся на пригорок и начал сбегать с него, приближаясь к конюш-ням. Лошадь бежала по пятам за ним. Саргонец встревожено подался вперед, а потом пошел навстречу. Юноша поднял голову, увидел идущего навстречу Охотника и остановился, подождав, пока саргонец приблизится к нему вплотную.
      - Что случилось? Ты как вернулся-то? – крикнул Охотник.
      - Я не знаю! – ответил Орландо. – Он в степь унес меня, я испугался! Я думал, он меня убьет! Я еле держался, а потом я упал, а он развернулся и вздыбился прямо надо мной. Я думал он меня затопчет, а он опустил копыта мимо и остановился. Я поднялся, и побежал от него, а он за мной. Я от него, а он за мной! Почему он за мной бежит?
      Саргонец поглядел через плечо вернувшегося с того света мальчишки на взятую под вьюки лошаденку. Жеребец стоял спокойно, не лягался, не пытался удрать. Почувствовав обращенный на него взгляд, он повернул голову и посмотрел прямо в серые глаза охотника своими - печальными фиолетовыми, а потом подошел сзади к Орландо и потянулся через его плечо к саргонцу, дотронув-шись губами до его небритой щеки.
      - Чтоб мне провалиться! – изумленно прошептал охотник, медленно поднял руку и дотронулся до лошадиных ноздрей. Жеребец скользнул мордой вниз по неподвижной руке до тех пор, пока рука охотника не оказалась на ремне уздечки, охватывающей  лоб, и тогда заржал.
      - Уздечка! – догадался саргонец. – Я понял, уздечка. Эй, Орлиное сердце, вытащи у него удила.
       Мальчишка, заметно опасаясь жеребца, приблизился к нему, осторожно раздвинул лошадиные губы и попытался вытащить удила, долго сопел и копошился, но в конце концов, отступился от коня.
      - Я не могу, – признался он. – Они вообще не вынимаются – наглухо к узде приделаны.
      Саргонец выругался, вытащил нож и, решительно просунув лезвие между ремнями и конской мордой, резко провернул клинок острием вверх, распарывая ремни.
      - Ты его поранил! – вскрикнул Орландо, увидев, как из-под ножа потекла струйка крови.
      - Добрый какой выискался!! – зарычал саргонец. – Ты за поводья дергал?
      - Ну да, – удивился Орландо. – Я же пробовал его остановить…
      - Смотри! – лучник засунул руку в рот лошади и, разжав лошадиные зубы, с натугой вытащил стальной мундштук, покрытый кровью. – Ты ему этой штукой весь рот разодрал. Ты бы что делал, если бы тебе рот рвали? Он поэтому за тобой и бежал – хотел, чтобы ты удила вытащил!
      - Но охотник, я же не знал! Я не хотел делать ему больно, я лошадей люблю! Если бы я знал, что ему так больно – я бы не стал его мучить.
      - А чья сбруя? – рявкнул лучник. – Ты его взнуздал, неужели не видел, какой уздой?
      - Но я только седло свое на него положил, а узду старую оставил. Ты же видел, какая она тугая, ее ведь нельзя снять было! Моя узда в сумке, я хотел ее одеть, но не поверх же этой!
      Охотник влез в седельную сумку, прошарил ее сверху донизу, узды не нашел, обогнул несчастного рыжего и влез в другую сумку. Жеребец на него никак не реагировал – замер на месте, обессилено покачиваясь на ногах и прикрыв глаза. Наверное, просто не верил, что его муки кончились. Наконец, саргонец нашел то, что искал: красную узду от старой лошади.
      - Значит, это Хан. Ну, ему можно, конь-то его, ему лучше знать, как с ним управляться, – буркнул Охотник, посмотрев на рыжего и бросил узду Орландо. Тот повернулся было с ней к жеребцу, но тот, только увидев ремни, кольца, и мундштук, попятился назад и занес переднее копыто.
      - Оставь! – рявкнул охотник. – Он убьет, но не даст себе в рот эту железяку засунуть!
      - Прости! – прошептал Орландо, мгновенно переполняясь жалостью к жалкому, забитому жеребцу. – Прости, я не хотел тебя мучить, слышишь? Я не знал, что тебе так больно. Охотник, что мне сделать, чтобы он меня простил, а?
      - Погладь, почеши, что-нибудь хорошее скажи. Даже волку приятно, когда его по шерсти гладят и сереньким зовут, а лошади и подавно.
      Орландо отшвырнул узду ногой подальше и подошел к коню с пустыми руками, осторожно протянул к нему руку и погладил по белой стрелке между глаз, потом, убедившись, что конь смирно стоит на месте, обнял его за морду двумя руками и прижался губами к носу, между ноздрей. Жеребец вздрогнул, прянул ушами, но не попятился, а мальчишка зашептал ему что-то на ухо.
      - Орлиное сердце! – окликнул его охотник некоторое время спустя. Орландо оторвался от лошади и посмотрел на него. Саргонец стоял среди степи, на небольшом пригорке, подняв правую руку.
      – Целоваться с девками надо, а не с лошадью! У них губы слаще! – крикнул Черный охотник. – И счастливо тебе до Беламара добраться!
      - Мальчишка оторвался от лошади, никак не понимая, в чем дело, пока не сообразил, что охотник просто уходит.
– Подожди! Подожди! – крикнул он, стараясь пересилить ветер. Лучник услышал и остановился, повернув голову в его сторону.
      - А как же… как же я? – крикнул Орландо. Ветер хоть и дул в другую сторону, донес до него ответ:
      - Я обещал тебе лошадь – я тебе ее достал! Может, ты и не заметил, но эта клячонка так не-слась, что ее и борзая не догонит! Больше я тебе ничего не должен. Поезжай в Беламар, а мне в дру-гую сторону!   
      - Ну подожди! – крикнул Орландо, но охотник уже побежал по равнине и догонять его не было смысла. Он ведь и в самом деле выполнил обещание,и теперь им было не по пути. Орландо это понимал, но расставаться с охотником ему не хотелось. От него, правда, веяло страхом, особенно в темноте, когда его черный плащ полностью сливался с сумерками, но, кроме страха, в нем была сила и несгибаемость стального ножа, такая, какой не было даже у огромного, как скала, Нули, а к этому Орландо тянулся, как лошадь к воде, полагая, что настоящие воины такие. Ему бы очень хотелось еще пообщаться с этим охотником, узнать у него еще что-нибудь, пусть даже и про страшную нежить, но теперь он ушел и Орландо остался только с толстяком Доратом. Тяжело вздохнув, юноша вернул себя к действительности и  напомнил себе, что ему и впрямь надо в Беламар – отдать письмо, а чтобы туда отправиться, надо забрать Дората с ковром.
      - Давай вернемся за Доратом, а потом поедем отсюда. Мне здесь не нравится, – решил Ор-ландо, повернувшись к рыжему.
      Жеребец фыркнул. Орландо показалось, что это он так согласился, подошел к седлу и взо-брался коню на спину. На этот раз конь даже не шелохнулся, и Орландо тронулся с места. На рыжем, правда, не было узды, но Нули учил его править лошадью и только ногами, освободив руки для боя, так что юноша подъехал к купеческим конюшням рысью, уже удивительной для такой забитой лошадки. Дорат вел себя как всегда, когда оставался один – метался туда-сюда, заламывая руки, в страхе поглядывая в степь, куда ушли все его спутники. Увидев приближающегося Орландо, Дорат просиял, но, заметив, на ком он едет - побелел от  страха.
      - Ты что делаешь! – закричал он во всю глотку. – Слезай с него! Верни эту дикую лошадь этому нечестному купцу. Он тебя обманул, когда продал этого жеребца. Я уже с ним из-за этого поругался. Давай вернем ему назад эту лошадь, а он даст мне десять медных фаридов отступными.
      - Нет, я не отдам! – заявил Орландо. – Его нельзя назад отдать, ты знаешь, как  его тут мучили? Ему в рот вставили такую узду, у которой удила не вынимались и впивались ему в рот.
      - Ну и что! – фыркнул Дорат. – Так всегда с норовистыми конями поступают. А раз он норовистый, значит, его вернуть надо. Давай, слезай, а я позову конюха, пусть он его берет.
      - Нет!! – Орландо закричал так, что прислужник, чистивший в конюшне навоз, отставил лопату и выглянул наружу посмотреть, что происходит. – Я его обратно не отдам! Я ему уже обещал, что его больше не будут тут мучить. Он теперь мой!
      - Ну и черт с тобой! – Чародей обидчиво скривил свою пухлую физиономию и отвернулся, причем сделал это, не тратя никаких физических усилий: чтобы не двигаться самому, он развернул ковер вокруг своей оси.
      - Кто это здесь? – раздался голос торговца Хана, а потом и сам купец вышел на свет из другого крыла своих конюшен, отряхивая руки от соломы. Увидев Орландо верхом на рыжем, купец икнул и отступил назад.
      - Да хранят меня мои предки! – пробормотал купец. – Что я вижу? Молодой господин, как это? Вы – верхом на этом дьяволе? Как вы его укротили?
      Орландо повернул голову и смерил купца не самым добрым взглядом.
      - Охотник снял с него узду, и он стал смирным, – объяснил он.
      - Охотник? Саргонец? – поразился купец. – И что, эта тварь далась ему в руки? Он сам с него узду снял??
      - Да, – подтвердил Орландо.
      - Ну ничего себе! – удивился торговец и, оглядевшись, спросил: – Сам-то Торрель где?
      - Кто? – не понял Орландо.
      - Торрель-саргонец.
      – Его что, зовут Торрель? – спросил Орландо и тут же укорил сам себя. Мог бы и сам дога-даться!
      - Да, Торрель. Мне он так назвался, а как его на самом деле звать – не знаю. Да это и неважно, по мне – так пусть он хоть горшком зовется. Товарищ у меня есть, купец из Беламара. Он приезжал тут недавно и рассказал, что нехорошие дела у них там творятся. Будто бы по ночам никто из жителей на улицы не выходит, по домам прячутся, а тех, кто по надобности выходит - наутро мертвыми находят! Вот я и хотел Торрелю-саргонцу об этом сказать, чтоб пошел он туда и убил этого убивца, ведь он у моего товарища племянника убил, преемника ейного…  Эй, ты куда???
      Купец еще что-то кричал, но Орландо не слушая его, сжал бока рыжего жеребца коленями, посылая его назад по своему же следу. Найдя по разрезанной узде место, где они с охотником расстались, он остановился. Охотника, которого купец назвал Торрелем, нигде не было видно, он, видно, далеко ушел, но Орландо был уверен, что верхом-то он его догонит. Оглянувшись на месте расставания, он припомнил, куда побежал как бежал охотник и послал жеребца в ту же сторону, вдавив каблуки ему в бока. Земля перед глазами юноши дрогнул и задрожала, так быстро понесся почуявший волю жеребец. Мальчишка изумленно взглянул через плечо вниз, чтобы убедиться, что это не сон, что он сидит верхом на разбитой кляче, которой в базарный день цена три медяка, не больше. Лошадь была той же самой – грязной лохматой доходягой со слипшимся от навоза хвостом и костлявым, как у рыбы, телом, но неслась, не разбирая дороги, не хуже племенной лошади барахского эмира с проверенной пятисотлетней родословной. Как такое может быть – семнадцатилетний мальчишка, конечно, не знал. Несколько минут он ни о чем не думая, восторгался скачкой, и ходом жеребца, но потом все-таки вспомнил, зачем он скачет и, спохватившись, поискал глазами саргонца. Его нигде не было. Орландо удивился, ведь с такой скоростью он уже должен был его давно догнать, но в этот момент конь чуть убавил ход, перепрыгнув что-то, валявшееся в траве. Орландо не обратил бы на это внимания, но через несколько секунд после прыжка за его спиной раздался знакомый голос:
      - Тебя что, под ноги смотреть не учили? Ты меня чуть не затоптал!

- Торрель! Торрель! – закричал Орландо, появляясь в доме приютившей их женщины на сле-дующее утро.
Никто не отозвался, только из комнаты, где они ночевали, высунулась взъерошенная голова Дората.
- Где саргонец? – спросил юноша, и увидев в ответ лишь недоумевающее выражение на лице молодого мага, решительно двинулся дальше по коридору. Узкая комната уперлась в низкую дверь. Даже не очень понимая, что он делает, юноша повернул ручку двери, толкнув ее. Та открылась и Орландо ввалился внутрь комнаты. Прямо перед ним оказался широкий топчан. Саргонец, которого он с таким пылом искал по всему дому, лежал на широченной кровати, только по поясницу прикрытый многоцветным покрывалом а в его объятьях с выражением полного блаженства на лице нежилась хозяйка дома. Когда мальчишка шумно ввалился в дверь, Торрель и Сильв резко вздрогнули, отпрянули друг от друга и одновременно сели, повернувшись в сторону двери.
- Ты… - зашипел Торрель, сверкнув глазами.
Впрочем, мальчишка уже и сам понял, что оказался не в том месте не в то время, и отскочил от двери, чувствуя, как вся его физиономия пылает от стыда. Назад, к Дорату, он не пошел, тот бы на-верняка поинтересовался, что у него с лицом, и остался в коридоре, забившись в угол и закрыв лицо руками. Минут через пять дверь в комнату открылась и оттуда, на ходу натягивая брюки, вышел саргонец.
      - Тебя что, стучаться не учили? – рявкнул Торрель без всяких предисловий, буравя красного мальчишку бешеным взглядом.
- Ну Торрель, ну прости!! – воскликнул Орландо, не зная, куда девать глаза и руки. – Я тебя искал, а тебя нет нигде… - пробормотал он тихо.
- Тихо, не ори! Зачем искал-то?
      - Ты Огненного видел? – возмущенно спросил юноша. – Он весь грязный, от копыт до шеи!! Что ты с ним сделал??
      - А, ты про это… Честью клянусь, ничего. Это он сам, без меня. Сначала ему захотелось ис-купаться, он всю реку выше по течению перебаламутил, потом в поле на другом берегу выбрался, там гонялся без устали, в росе валялся, потом увидел какую-то кобылу и за ней приударил. Ко мне он вернулся под утро только, крепко от любви вымотанный. Меня везти отказался, пришлось за гриву везти.
      - Значит, чистить ты его не будешь?
      - С какой это стати? – хмыкнул саргонец, застегивая ремень. - Я за его выверты не ответчик. Слышь, парень… - Торрель понизил голос до шепота и вкрадчиво попросил: - Дай на письмо поглядеть.
      - Какое письмо?… - вскинулся Орландо.
      - То самое, какое везешь. С ним не все так просто… Слишком много в последнее время в Беламаре всего происходит, чтобы все это простым совпадением было. Помнишь, Хана, торговца лошадьми? Так вот он мне сказал, что нежить там какая-то объявилась, сильная, злая и до человеческого мяса жадная. Каждую ночь появляется, а наутро на улицах трупы находят. Головы нету, а в трупе в правом боку дыра прогрызена и печень съедена. Слов нет, печенка среди всего остального ливера вещь самая вкусная, но головы-то этой твари зачем? Нежить кровь ведь свежую любит, головы ей без надобности! То ли нежить эта какая-то особенная, на других непохожая, то ли наврал мне или  Хан, или тот, кто ему эту историю рассказал – приятель его из Беламара, купец. Хотя, вряд ли бы стал этот торговец врать. Если все так, как Хан рассказывал, у этого купца племянника вот так загрызли, голову отрезали и печень сожрали. Он по счету то ли третьим, то ли четвертым оказался. И тут интересное начинается. После того, как нашли этого племянничка, купец этот на следующий же день пошел к Аспаро, барону Беламара, чтобы тот тварь эту изловил, которая людей в городе, как цыплят, жрет. Я не знаю, что ему купец сказал, только барон в ответ на его жалобу расхохотался и сказал нет в городе никакого ночного убийцы. Купец этот в ноги барону бросился, а барон Аспаро на него не взглянул даже, купца приказал засечь, а труп зарыть на откосе, как свинью дохлую.
      - И что? Ну, плохо, конечно, так поступать, но…
      - Баранки гну!! Не один этот купец ходил к барону Беламара жаловаться! После него многие ходили, только барон никого и слушать не хотел. Слуги всех жалобщиков выгоняли, а тех, кто все же пролезал, барон сечь велел ремнями до полусмерти, чтоб уже не жаловались больше! Весь город по вечерам вымирает, люди на улицы не выходят, нежить уже четыре десятка человек убила, а барон твердит, что это все выдумки! А какие выдумки, если даже его личного гвардейца, который у городского рва на страже стоял, нашли без головы и печенки? Хан говорил, что сам начальник стражи к барону после этого ходил, а тот его со службы вышиб. Или этот беламарский барон дурак, каких мало, и говорить с ним бесполезно, или…
      - Что или? – не понял Орландо, когда охотник за нежитью сделал красноречивую паузу.
      - Кто-то из городской стражи эту тварь все же увидел. Кружилась над городом в лунном свете черная тень, туманная дымка, а глаза настоящие, здоровые, красным сверкают, как два рубина. В правой руке сабля, а в левой она человечью голову держала! Покружилась над городом и в замок к барону Аспаро залетела, прямо в окно спальни!
      - Но это что же получается… - промямлил Орландо. – Барон Аспаро и нежить – одно лицо?
      - Я не знаю, – честно признался Торрель. – Аспаро, барон Беламара, человек сильно стран-ный. Он по большой любви женился, только жена от родов умерла. Это ночью было, а на следующее утро он весь седой стал, как старик, хоть и не стар еще. Его так и прозвали – Седой. С тех пор, говорят, угрюмый стал, себе на уме. Редко с кем говорит, редко кто его видит, не курит, не пьет, с бабами не валандается. От такого можно чего угодно ждать. Так дашь письмо-то почитать, которое к нему везешь?
      - Нет! – отрезал Орландо, отшатываясь от саргонца. – Письмо я не дам! Если даже этот барон с нежитью заодно, то при чем тут письмо Ангуса? Я не знаю этого барона, но я знаю Ангуса, я жил у него в башне – там никакой нечисти не было.
      - Ну, не всякий же тащит к себе в дом упыря, даже если сам его из могилы и поднял, – ответил Торрель.
      - Я тебя не понимаю! – испугался Орландо.
      - Ну конечно, что еще от мальчишки ждать! – усмехнулся саргонец, кривя губы. – Послушай меня, мальчик, я нюхом чую, что-то в этом письме не так. Дай-ка я на него гляну. У меня на чертовщину нюх натасканный, если что не так – сразу почую.
      - Нет! Ангус мне приказал письмо никому не отдавать, даже, если меня пытать будут!
      - Вот и дай мне, пока до этого не дошло!
      - Нет. Я Ангусу дал слово и я его сдержу, – громко сказал Орландо, повернулся и вышел. Охотник раздосадовано сплюнул и выругался.
- Ну и черт с тобой! Вспомнишь меня еще, как печень рвать будут! 
Тут на шум из комнаты вышла хозяйка дома, кутаясь в потрепанную шаль, подошла к саргонцу и что-то шепнула ему на ухо.
- Ладно, побреюсь только и пойдем. - буркнул тот и обратился к Орландо. - Ты это, собирайся уже потихоньку, скоро выйдем.
- А на завтрак не останемся? – спросил Орландо, за время проведенное у Ангуса уже привыкший к трехразовому питанию.
- Не знаю. – буркнул Торрель. – Скоро к Сильв ее клиенты пожалуют, не хочется с ними сталкиваться.
- Какие клиенты? Тут что, постоялый двор?
- Нет, хуже. Тут притон воровской. Мужик ее покойный взломщиком был, а дружки его все по старой памяти захаживают…
Торрель добился того, чего хотел – услышав про воров, собирающихся в этом доме, мальчишка забыл про всякий завтрак и про нечищеную лошадь, собрал вещи в две минуты и так напугал своего приятеля-мага, так что тот вылетел из дома чуть ли не через окно, все время пугливо оглядываясь на стены, как будто из-за них на него вот-вот обрушатся грабители с острыми ножами. А Орландо остался ждать саргонца, зашел на кухню, и немного обалдел: там, у кухонного стола, стоял Торрель, и, глядясь в осколок зеркала, брился широким остро заточенным ножом, что-то насвистывая себе под нос. Мальчишка изумленно вытаращил глаза и зажмурился от страха, когда увидел, как широкое стальное лезвие, посверкивая в солнечных лучах, натянуло кожу на человеческом горле.
      - Ой… - прошептал он.
Торрель, услышав этот возглас, отнял нож от собственной шеи и повернулся в его сторону.
- Чего тебе?
- Я тебя жду, – признался мальчишка.
- А-а… Ну подожди еще немного, я сейчас добреюсь и пойдем.
- А почему ты ножом бреешься? У тебя денег на хорошую бритву нет?
- У меня рука к ножу привыкла, лда и бритвы все эти как-то не по мне, я что, барахский хлыщ, чтобы три волосинки какой-то зубочисткой подрезать. Только ты, пожалста, так не пробуй, а то глотку сам себе в два счета перережешь. На это большого ума не надо, черкнул один раз - и все. Ну иди, я сейчас к вам выйду.
Саргонец вышел к ожидающим его Орландо и Дорату минут через двадцать, уже в полном об-мундировании – за правым плечом колчан со стрелами, за левым лук и явно тяжеленькая сумка, а за ним во двор спустилась Сильв, чмокнув друга в щеку.     
- Вы там поосторожнее, – попросила женщина, глядя на Торреля. – Вы ведь до Короны Арно по большой дороге поедете? Так мне надежные люди сказали - на дороге, от нас к югу, в Оленьем лесу, разбойники завелись. Не здешние, залетные какие-то. Купцов до нитки грабят, караваны останавливают, баб крадут. Наглые – жуть!
      - У нас брать нечего, на нас не нападут, – успокоил ее Торрель.
      Подождав, пока Орландо зацепит за заднюю луку седла свои переметные сумки, Торрель открыл ворота и пропустил вперед  своих попутчиков. Выведя коня на улицу, Орландо поднялся в новое седло, и, подобрав поводья, направил коня по улочке к видневшейся вдали каменной дороге. Торрель догнал его уже через десяток шагов и молча пошел впереди, сосредоточенно глядя себе под ноги. Дорат, тяжело пыхтя, трусил сзади, держа ковер свернутым под мышкой.
      - Будь прокляты все селения на свете! – пыхнул он. – Тут я я даже на ковер сесть не могу, тащусь по земле на своих ногах, как какой-нибудь простолюдин!
      - А мы что, в самом деле пойдем по дороге? – недоверчиво спросил Орландо, когда они, направившись на юг, прошли всю деревню по мощеному камнем торговому тракту.
      - Да, – не оборачиваясь, ответил шедший впереди Торрель. – Я слышал, после того дождя, который нас поливал, все реки здешние из берегов вышли, дороги здешние размыло, а тракту ничего не сделалось. Да и идет он прямо к Короне Арно, а не кружит, как заяц. Тебе же удобнее, спать на земле не придется, на ночь можно на постоялом дворе остановиться, ужин горячий заказать.
      - Правда? – обрадовался Дорат. – Это очень хорошо! Постоялый двор и горячий ужин Только как же я пойду по этой дороге? Тут людей много, мне придется пешком идти, на ковре нельзя, люди увидят.
      - Садись и лети, – ответил Торрель. – По этой дороге не крестьяне с телегами едут, а купцы, они люди бывалые, их летающим ковром не удивишь. Еще и сторговаться с тобой захотят, если встретятся.
      - Не продам! Ковер моих предков – не продам! – гордо ответил Дорат.
      Ехать по мощеной торговой дороге и в самом деле оказалось куда как лучше, чем тащиться по необжитой равнине, переваливаясь по холмам, как перекати-поле. На пути дороги, построенной по королевскому указу для удобства торговых гильдий и на их золото, даже холмы оказались подровнены, дорога не ныряла вверх-вниз, взбираясь на крутые склоны и ныряя в них, как в воду, а лишь приятно приподнималась, как речные волны в почти безветренную погоду. Да и сам путь потек куда веселее: им чуть ли не впервые начали попадаться встречные и попутные путники – большей частью большие повозки, запряженные парами медлительных волов. Они тащились тише пешехода, поэтому Огненный обгонял их даже не особо торопясь, рысью, а Дорат, севший на свой ковер, поглядывал на погонщиков этих упряжек с выражением тупого превосходства на лице. Лошади им на глаза попались только раз, но какие! Уже когда солнце перевалило за полдень, на дороге им повстречалась высокая карета малинового цвета, с золотой маковкой на крыше, запряженная парой великолепных серо-стальных рысаков, подобранных по росту и по стати и облаченных в кокетливые попоны того же цвета, что и карета. Грохоча посеребренными колесами и вторя им цокотом подков, высокие тонконогие кони пронесли карету мимо путников, оставив после себя лишь облако пыли.
      - Какой-то богатей ехал. – заметил Торрель, отскочивший от кареты к обочине тракта. – И внутри баба была. Занавесочки задернуты были, а мужики так никогда не делают, только бабы, которые дорожной пыли боятся.
      - Посмотреть бы на нее, – вздохнул Орландо.
      - Зачем? – удивился Торрель. – Эти высокородные они все холодные, как рыбы в пруду! Ни тепла от них, ни ласки, смотрят или так, как будто тебя и вовсе нет, или взглядом, который и огонь заморозит. По-моему крестьянки с купчихами в сто раз лучше! Они ласковые, привязчивые, горячие. Особенно вдовы.
      - Заткни уши! – приказал Дорат. – Не слушай это!
      - Уже услышал, – буркнул Орландо, и закрыл глаза. Представилась ему девушка, что как ему казалось, мчалась о встретившейся ему карете - прекрасная, молодая, с огромными глазами и сладкими алыми губами. Ах, какие глаза, какие брови! И с какой тоской она смотрит прямо на него!
      - Орлиное сердце! – окликнул его Торрель. Орландо открыл глаза, и, спохватившись, бросился догонять своих попутчиков, которые ушли далеко вперед.
Каменная лента торгового тракта, по которому они следовали, вильнула, обходя глубокий овраг, а за поворотом резко сузилась и нырнула в красивый лиственный лес. Деревья в нем росли редко, но зеленый полог древесных крон тянулся по обеим сторонам дороги, насколько хватало глаз. 
      - Это Олений лес, – поведал Торрель. – Сильв говорила, в него в последнее время купцы заезжают и пропадают бесследно, вместе с золотом.
      - Разбойники! – сообразил Дорат и трусливо сжался на коврике. Орландо, заметно взволновавшись, потянулся к оружию. Прикоснувшись подушечками пальцев к рукояти меча, он успокоился. Он же воин, он сумеет справиться с разбойниками! Пусть они только попробуют на него напасть - он им покажет, чему его Нули учил!
      Чем дальше они углублялись в лес, тем больше он успокаивался, ведь вокруг все было тихо, копыта Огненного успокаивающе цокали по камням, и тем больше нервничал шедший по левой обочине Торрель. Саргонец то и дело косил глазами по сторонам, шел медленно, тщательно прощупывая камень дороги носком сапога, прежде чем опустить ногу, и – Орландо это заметил – держал правую руку отведенной назад и вверх – ближе к колчану.
      - Не нравится мне это, не нравится, – пробормотал Торрель натянутым  голосом. – Не то что-то. Людей не чую, но что-то не то…
      По правую сторону от дороги, за липовым стволом, громко хрустнула сломанная ветка и саргонец резко развернулся на звук, в развороте выхватил лук и стрелу, и, наложив черную ее на тетиву, прицелился в кусты орешника.
      - Олень… - пробормотал он, резко сглатывая, но тут же поправился одеревеневшим голосом: - …нет, не олень.
      Позади громко вскрикнул Дорат, лучник круто развернулся и бессильно зашипел. За спиной у волшебника, из-за толстых деревьев по обеим сторонам дороги вышли и выстроились в ряд, заняв всю дорогу, черт-те кто: полулюди-полузвери – бородатые двуногие существа в грязных рубахах и драных штанах, а поверх них – оленьи шкуры, снятые целиком. Тонкие копытца болтались, свисая с плеч спереди и постукивая о дорогу за спиной, оленьи головы, как капюшоны,  натянуты на головы, надо лбами торчат развесистые рога. Все здоровые, плечистые, грудастые, заросшие, как матерые зубры, только глаза сверкают между спутанными волосами на лбу и косматыми бородищами. В руках посверкивало обычное оружие лесных татей - железные топоры на толстых, сучковатых рукоятках, еще более массивные и сучковатые дубины, а у двух или трех – огромные широкие ножи-тесаки, какими мясники на рынках разделывают туши на части. Оглядев разбойничков, Торрель медленно повернулся, бросил взгляд на дорогу впереди себя и сокрушенно покачал головой: шагах в десяти от замершего неподвижно жеребца с мальчишкой на спине, на тракте выстраивалась точно такая же шеренга из восьми или около того разбойников. У третьего справа под шкурой блестел шелковый алый камзол, на ногах были настоящие сафьяновые сапоги, а в руках блестела длинная выгнутая сабля с позолоченным эфесом, какими любят рубиться барахские конники.
      - Ты, черный! – хрипло каркнул этот дремучий кавалерист, выходя вперед. – Бросай лук, он тебе больше не нужен будет! Бросай, тебе говорю, а то быстрой смертью не умрешь! На дереве распнем!
      - Гвоздей на меня не найдете!! – прорычал саргонец голосом, от которого даже разбойники дрогнули.
      Сзади смертельно испуганным голосом завопил Дорат. Орландо резко оглянулся через плечо, и, увидев, что сразу два разбойника бросились к Дорату, повисшему на ковре в воздухе на высоте около двух локтей от земли, и, рванул меч из ножен.
      - Ты, мальчишка!! – вороньим голосом каркнул на него главарь. – Брось железку, иначе толстого мы порежем! Ну!!
      Один из добравшихся до чародея разбойничков, прижал тесак к груди Дората и надавил на рукоять, проткнув острием халат. Несчастный чародей побелел, как мел, у него затрясся подбородок и задрожали руки.
      - Орландо, миленький, сделай, как он говорит… - промямлил маг. – Ну пожалуйста, пожалей меня! Ай! Не надо!!
      Орландо помедлил, замялся и с помутневшими от гнева глазами сунул меч обратно в ножны. Чернобородый главарь, почуяв свою власть, улыбнулся, хищно блеснув щербатой пастью, и, уже не обращая внимания на Торреля, замершего с натянутым луком в руках, вышел из строя вперед и вразвалочку подошел к застывшему в седле молодому наезднику. Скользнув взглядом по сапогам на его ногах, разбойник одобрительно причмокнул, а потом перевел глаза вверх, на Огненного.
      - Хороша лошадка. А ну, слезай. Он меня возить будет!
      Всадник еще и с места не тронулся, а черноволосый бандит схватил жеребца под уздцы и резко рванул, выворачивая коню голову в свою сторону. Огненный, почуяв, как удила снова разры-вают ему рот, жалобно заржал,  встал на дыбы, вскинув передние копыта, и с размаха ударил стояв-шего перед ним человека в грудь. Что-то громко хрустнуло, чернобородый открыл рот и жутко за-орал, выпустил из рук саблю, и рухнул на дорогу, надсадно хрипя. Ближайший к нему разбойник бросился к своему атаману, на ходу занося нож. Орландо выхватил меч и резко, без замаха опустил его на голову разбойника. Ламидонский клинок опустился лезвием прямо на оленью голову с роскошными развесистыми рогами, прорубил ее и, войдя в человеческий череп, проделал в нем глубокую дыру. Разбойник жалобно замычал и начал заваливаться на колени. Орландо даже не понял, что убил противника, просто почувствовал, как застрявший клинок тянет руку вниз и, резко рванул, высвобождая оружие. На него набегал, кровожадно скалясь, еще один бандит, но слева тетива звонко щелкнула по браслету, в воздухе, как огромный шмель прогудела стрела – и мужика с дубиной снесло с дороги в густой орешник. Сзади жутко закричал Дорат, Орландо вывернул шею так, что она хрустнула, и увидел, как тот бандит, что грозил Дорату ножом, падает – длинная черная стрела пробила его насквозь, насадив на древко, как кусок мяса на вертел. Избавившись от ножа у груди, Дорат радостно взвизгнул, выхватил из-под плаща посох и, как копьем, врезал им второму разбойнику. Ограненный кристалл в навершии посоха взрезал бородатую рожу, как нож масло. Разбойник взвыл и схватился за лицо руками, а Дорат, освободившись, заорал ковру что-то на барахском языке, и тот, как птица, взмыл на недосягаемую для людей высоту.
      - Сейчас… сейчас я их шаром из пламени!! – заорал чародей сверху, вставая во весь рост. 
      - Стой, дурак, мы же в лесу! Сожжешь всех к черту! – взвыл Торрель, выпуская стрелу в рыжебородого одноглазого, который бежал в его сторону, размахивая дубиной.
      - Тогда… тогда льдом! Ледяной атакой! – торжествующе закричал Дорат и взмахнул посо-хом.
      Перерезавшие им путь к отступлению разбойники, опомнившись после гибели двух товарищей, заорали и, как стадо баранов, ринулись в атаку, на спины мечника и лучника, которые остались на дороге. Попискивая от волнения и напряжения, как мышь, весь вспотев, чародей прицелился точно в середину этой волчьей своры и прокричал:
      - Ледяной цветок Ааха, распустись и порази моих врагов!
      Кристалл на вершине посоха взорвался синим светом, из него вырвался сияющий белый луч и ударил по разбойникам. Орландо, как раз в этот момент увидев, что на него набегает, размахивая топором, здоровый детина в кожаных штанах, вдруг почуял, как в спину ударила волна холода, помимо воли оглянулся и увидел, как набегающую на них с Торрелем сзади толпу раскидывает в разные стороны белый взрыв, от которого пышет не жаром, а стужей. Люди падали на землю, жутко хрипя, покрытые корочкой сверкающего льда, с сосульками в волосах и в бородах.
      - Слева! Слева! – отчаянно закричал Торрель. Орландо, опомнившись, вскинул меч, и увидел мужика с занесенным для удара железным топором. Ответить на удар он уже не успевал и резко пришпорил Огненного, одновременно заворачивая его налево. Жеребец захрипел и резко повернулся, уворачиваясь от удара. Топором разбойничек размахнулся с такой силой, что остановить удар, поправить его, уже не мог. Топор с размаху ударился об дорогу, звякнул и подпрыгнул, утягивая за собой руки человека.
      - С коня! С коня слезь, пока его не срубили! – надрываясь, заорал Торрель и юноша, перекинув ногу через седло, спрыгнул на землю, оказался прямо перед дядькой с топором и в глубоком выпаде, от души, вогнал меч ему в печень. Бандит повис на мече, Торрель, рыча, спустил с тетивы черную стрелу, которая догнала и швырнула на колени мужика с бурой бородой сосульками, тут же выхватил из колчана новую стрелу, наложил ее на ложе лука, натянул тетиву, и, почти не целясь, отпустил. Стрела пролетела десять шагов и ударила косматого разбойника в оленьей шкуре в затылок. Орландо, видя, что дорога перед ним почти опустела, радостно закричал, и, крутя над головой «мельницу» мечом, рванулся к оставшимся трем разбойникам, но эти бандиты, видно, оказались умнее всех. Не дожидаясь, пока мальчишка с мечом добежит до них, они переглянулись и дружно бросились с дороги в кусты, с громким хрустом продираясь через орешник. Орландо, все еще переживая скоротечную схватку, видел, как они побежали, прыгнул было за ними, но потом опомнился и гнаться за ними не стал. Зато Торрель выпустил стрелу в одного разбойника, потянулся за новой стрелой, но видя, что бандиты уже скрылись за деревьями, швырнул лук в саадак, и, разогнавшись в два прыжка, нырнул в придорожные кусты вслед за бандитами, прошелестел по орешнику и исчез среди деревьев. На дороге воцарилось молчание, прерываемое только горячим, сбивчивым дыханием запыхавшегося мальчишки. Через какое-то время Орландо успокоился, и уложил хорошо поработавший меч в ножны, настороженно оглядываясь по сторонам. Дорога, прежде такая мирная, теперь напоминала поле битвы – на ней в разных позах валялись людские тела, в лужах крови. Орландо только взглянув на разбойника, которому его меч разнес голову, сразу же почувствовал, что его вот-вот вырвет, закашлялся, но тут из леса, примерно в той стороне, куда убежали разбойники, разнесся мучительный мужской крик, внезапно прервался и сменился булькающим звуком и низким хрипом. Рвота застряла у Орландо в горле. Он поежился, представив, куда должна попасть стрела Торреля, чтоб разбойник так заорал, и уставился в лес. Под деревьями все ближе и ближе раздавался громкий топот, хруст веток и громкий шелест листвы. Кто-то продирался к дороге напролом, не разбирая дороги, через кусты.
      Орландо вздрогнул, поняв, что Торрель не может так медленно бежать и так громко топать, и схватился за меч, но опоздал: на дорогу из кустов уже выскочил кто-то из бандитов – бледный как полотно, молодой парень, в разорванной одежде, с ветками и листвой в волосах и на плечах. Дико вращая глазами, он выскочил на середину дороги, и, не оглядываясь, побежал по тракту в сторону деревни Сильв, размахивая руками и что-то крича, а за ним из леса вырвался громадный волк - светлый, почти белый, только кончики шерстинок на загривке и узкая полоса на носу, разделяющая морду пополам, была серого цвета. Огромный зверь пролетел над кустами орешника, как лошадь над препятствием, выпрыгнув сразу на дорогу, и повел мордой, отыскивая глазами убегающего от него человека, а отыскав – ринулся за ним. Орландо шарахнулся от хищника в сторону, ему мигом припомнились ужасные волкодлаки, от которых его спас Торрель, но волк мелькнул мимо него, даже не оглянулся, вцепившись горящими глазами в спину убегающего от него лесного разбойника. Тяжело пыхтящий человек, оглянувшись, увидел зверя, который уже дышал ему в затылок, развернулся к нему лицом и рухнул на колени, вскинув руки вверх. Огромное тело мелькнуло над землей, и, врезавшись в бандита, смяло его, размазав по камням торговой дороги. Массивное человеческое тело рухнуло на дорогу, как мешок с тряпьем, а волк приземлился на него, уперся передними лапами в грудь и, низко нагнув тяжелую голову, перекусил разбойнику шею, так что оскаленную волчью морду залило целой рекой крови. Наблюдавший это все Орландо упал, вцепился зубами в рукав и задрожал, с ужасом ожидая, что волк вот-вот прыгнет на него и вцепиться, разорвет на мелкие куски. Ужасный зверь, подняв окровавленную морду, посмотрел на него обжигающим взглядом узких желтых глаз, и, коротко взвыв, скакнул в кусты, откуда вылез. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Орландо смог встать и подобрать свой меч. Стуча зубами от страха, он быстро оглядел лес. Кусты не шевелились, все было тихо, только перепуганного мальчишку это уже не убеждало. Он стоял и испуганно озирался вокруг, в любой миг ожидая появления громадного зверя. Орешник зашелестел за спиной листьями! Орландо резко развернулся, мертвой хваткой сжимая в правой руке меч. Из кустов вышел Торрель.
      - Волк! Ты его видел?? – кинулся к нему мальчишка.
      - Волк? – Торрель поднял брови. – Что за волк?
      - Белый волк, огромный! – воскликнул Орландо и начал тыкать пальцем в безголовое тело разбойника, валявшееся на дороге. – Видишь?? Это волк! Этот бандит выбежал из леса, а за ним – волк! Он гнался за ним, догнал его и убил, а потом удрал обратно в лес! Ты что, мне не веришь? – понял Орландо, увидев кислое выражение на лице саргонца. - Я это все видел, видел! Белый волк выбежал из леса, убил этого, а потом удрал обратно!
      - Да, все так и было! – Дорат, свалился  с неба, стоя  на своем ковре во весь рост и держа посох в боевой готовности. – Я все видел с неба. Орландо правду говорит.
      - Да я с вами и не спорю, – хмыкнул Торрель. – Только Олений лес не такой и большой, обжит давно. В нем и обычных волков нет, а уж здорового и белого все бы видели и нам в деревне бы рассказали. Тут больше двуногие попадаются!
      Резко повернувшись, саргонец подошел к одному из тех разбойников, которых разметал устроенный Доратом ледяной взрыв. Здоровенный бородатый мужик копошился на камнях тракта, дрыгая левой рукой и ногой, а вся правая сторона его тела была покрыта толстой коркой сверкающего льда. Замороженное лицо застыло страшной маской, борода и волосы смерзлись в кучу сосулек. Торрель нагнулся, и, вытащив нож, перерезал разбойнику горло, спокойно выпрямился, направившись к следующему телу. Еще один живой бандит лежал на спине, извиваясь передней частью туловища, как змея – его магия Дората заморозила по пояс. Он валялся на дороге и скреб камни длинными грязными ногтями, явно пытаясь уползти с дороги в придорожные кусты. Проходя мимо, Торрель мимоходом вогнал нож ему в затылок и огляделся вокруг, но все остальные противники лежали совершенно неподвижно. Тут его внимание привлек шорох за спиной. Он оглянулся. Мальчишка стоял у трупа выродка, которому он раскроил голову в самом начале схватки, согнувшись в поясе почти пополам, и весь дрожал. Охотник чуть ли не бегом подошел к нему, положив руку на трясущееся плечо.
      - Ранен?
      - Я… я убил человека. Я человека убил… - прошептал Орландо, кусая губы, чтобы не заплакать. – Я же теперь убийца, убийца! Простите меня, простите…
      - Успокойся, парень. Это они на тебя напали, а не ты на них. Если бы ты меч не вытащил, тебе бы хык – и глотку перерезали. Не ты их – так они тебя.
      - Я… я знаю, – запинаясь произнес Орландо. – Только Ангус говорил, что убийце нет оправдания, что убивать людей никогда нельзя… 
      - Правильно говорил - людей нельзя, только это не люди. У них от людей только язык и ос-тался, а так они хуже зверей. Звери, если и убивают, то не мучают, не куражатся, а эти бы тебя так просто не убили - огнем бы прижгли, глаза выкололи. Просто так, ради удовольствия. Ты не людей убил, а нелюдей, землю от них очистил, понял? Они только смерти и заслуживали, так что не терзайся.
      - Я не могу. – признался Орландо. – Я никогда теперь больше людей убивать не буду.
      - Да, я тоже себе такое пообещал после того, как первый труп за собой оставил. Продержался только недолго – до тех пор, пока дружки убитого на меня не бросились. Не бывает такого, понимаешь? Если ты не убьешь – убьют тебя, да еще и наплюют на твой труп. Я сам видел, как это бывает. Да ты мужик или нет?! – крикнул саргонец, видя, что мальчишка никак не успокаивается, продолжает дрожать. - Прекращай сопли раскидывать! Давай, найди мне где-нибудь поблизости осину.
      - А что это такое? – удивился Орландо.
      - Дерево такое. Растет где влаги много. Кора у нее светлая, серая, а листья маленькие.
      - Я в этом не разбираюсь, – признался мальчишка. – Меня Ангус не учил деревья узнавать.
      - О духи лесные, с кем я связался! – простонал Торрель и, сплюнув, двинулся в лес, поманив за собой Орландо.

  Глава 6. Оборотни…

На равнинной дороге столбом взвивалась густая пыль, скрадывая очертания трех человек, ша-гавших по грунтовке. Один шел пешком, второй ехал верхом и лишь третьему повезло больше всех: он летел на ковре, высоко над землей и не был обречен на то, чтобы глотать дорожную пыль. С по-стоялого двора они уже давно вышли и сейчас шли по безлюдной, но явно давно и прочно обжитой местности: накатанная двухколейная дорога петляла между жердяными изгородями, огораживающи-ми жизнерадостные поля, засеянные репой, капустой, горохом, луком и чечевицей. Солнце жарило по летнему, дорога прескверно пылила. Не было ни облачка, где-то высоко в небесах заливался жаворонок, ему с огородов хрипло отвечали вороны, которых не отгоняли распятые на огородах чучела в страшных, вывернутых наизнанку старых шапках.
       - Фу… жара. Давно такой весны не было, – произнес Торрель, остановился и вытер пот тыльной стороной левой ладони. – Слушай, может, искупаемся? У меня пот всю кожу разъел уже, чешется везде, аж невтерпеж.
      - А где? – с надеждой спросил Орландо, осаживая Огненного. Проклятое солнце раскалило его седло, как сковородку, так что три последние лиги он ехал, стоя на стременах, спасая собственный зад от адской жарки. Предложение Торреля было для него все равно, что дар, свалившийся с неба.
      - Там, – саргонец махнул рукой в правую сторону. Повернув голову, Орландо увидел, что невысокая изгородь огорода там обрывается, над забором свешиваются с тонких веточек серебристо-зеленые пряди плакучих ив, а между ветвями, поблескивая на солнце мелкой рябью, темнеет вода.
      - Давай, – согласился Орландо, спрыгнул с седла, и, забросив поводья за переднюю луку седла, взял коня под уздцы. Устал он никак не меньше саргонца, только молчал, бедняга, только фыркал и косил в сторону хозяина погрустневшими глазами.
      Свернув с дороги, которая круто загибала влево, мимо пруда, они продрались сквозь густую траву и, отыскав между двумя древними, раскидистыми ивами пологий спуск к воде, вышли на берег небольшого овального озера. Окруженный ивами со всех сторон водоем был чистым и ухоженным; судя по черным водорослям на берегу и пеплу от недавнего костра, тут рыбачили, а невдалеке в воду вдавались длинные дощатые мостки, явно сколоченные для того, чтоб на них полоскать белье - словом, очень уютный уголок природы. Торрель, спустившийся под берег первым, подошел к воде, нагнулся и, зачерпнув пригоршню воды, вылил ее себе на шею.
       – Теплая, можно лезть!
      Орландо радостно взвизгнув, стал отпускать Огненному подпруги, а саргонец, стоя возле самой воды, стащил с плеча котомку, расстегнул ремни от саадака, крест-накрест пересекавшие его грудь, бережно подхватил эту громоздкую сбрую, когда колчан со стрелами и футляр для лука начали соскальзывать с него вниз, осторожно, словно любимую женщину, опустил на мягкую, пропитанную влагой землю и начал быстро раздеваться. Видя такой разврат, Дорат фыркнул и полетел разоблачаться за кусты.
      Когда Орландо повернулся к воде, он уже стоял в озере по пояс, плеская на себя теплую воду с поверхности целыми горстями. От тела саргонца по глянцево-зеленоватой поверхности воды расходились большие волны, с плеском накатывавшиеся на пологий берег. Одна такая накатила с плеском, и, пробежав по песку, захлестнула его белые сапоги. Выругавшись про себя, Орландо отступил подальше от берега, а потом, оглянувшись, и вовсе вскарабкался на деревянные мостки, где вода его уже не доставала. Конечно, искупаться было бы здорово, но он привык делать это наедине, в нагретом бассейне Ангусовой башни, а купаться вот так, на реке, да еще и при посторонних глазах он уже отвык.
      - А здесь никого нет? – уточнил Орландо на всякий случай, касаясь пряжки пояса. 
      - Нет. Кто может жить в такой луже? – ответил ему Торрель. - Водяной тут не поместится, рыбохвостка тоже. Им простор нужен, глубокая вода. Вот русалка может завестись, если кто из местных девок тут от любви утопился, но этих боятся нечего. Они не кровожадные, даже веселые, шаловливые. Если их не обижать – ничего не сделают. Разве что ухватят за что-нибудь снизу, но это если очень долго плавать будешь, надоешь сильно. Тогда они тебя поторопят. Сам стрелой на берег вылетишь. Мокрой холоднющей рукой да за…
      - Я понял, за что, – буркнул мальчишка, как-то инстинктивно потянувшись рукой к затронутому в разговоре месту и уже с некоторой опаской глядя в прудок. И как это Торрель там стоит и ничего не боится?
      - Ну чего, испугался, что ли? – рассмеялся саргонец, глядя, как мальчишка мнется на мос-тках. – Да не бойся, нет тут никого, пошутил я. Давай, иди сюда!
      - Ну и шуточки у вас, саргонцев! – проворчал Орландо и начал медленно раздеваться, роняя одежду на неровный дощатый настил над водой. Раздевшись, он осторожно подошел к краю мостков, и, стоя на одной ноге, осторожно свесил другую, дотронувшись пальцами ног до зеленоватой воды. Она и в самом деле была теплая, по крайней мере, сверху, и он уже приготовился спуститься в воду, как вдруг откуда-то из-под воды на него обрушилась целая волна зеленой, отнюдь не теплой воды. Взвизгнув от неожиданности, он отскочил от края мостков, и только сейчас услышал хохот Торреля.
      - Ах так? – обиделся мальчишка, отошел назад, развернулся и с разбегу сиганул в воду, по его расчетам как раз туда, где должен стоять саргонец, но опустился он почему-то в пустую воду, подняв целую тучу брызг и новые волны.
      - Да ты что, белены объелся? – поразился Торрель, оказавшийся уже по правую руку от него. – А если бы тут коряжник был? Напоролся бы на топляк и все, нога насквозь, а то и кишки наружу. Вот сопляк!
      - Я не сопляк! Я воин! – негодующе воскликнул мальчишка, и тут увидел, как над мостками, с которых он недавно прыгнул, несется ковер с Доратом.
      - Ой, е! – крикнул Орландо, хватаясь за голову, но было уже поздно: волшебный ковер, почему-то потеряв управление, пролетел над мостками на бешеной скорости и, резко накренившись, обрушился в воду. Дорат, сидевший на своем средстве передвижения с выпученными глазами, кубарем скатился с ковра и камнем полетел в воду, подняв такую тучу брызг, которую и корова не поднимет. Над поверхностью пруда мелькнули его жирные ноги, рядом тяжело бухнулась в пруд огромная сумка и еще что-то светлое, блестящее, а потом в воду врезался и сам ковер, хлопнул тяжело и гулко, как лебединое крыло, и резко пошел ко дну.
      Забыв про все, Орландо бросился к месту, куда упал Дорат. Там по поверхности воды, скрещиваясь, ходили огромные по меркам этого прудика, крутые волны от грохнувшегося в воду чародея и упавшего ковра, поменьше  - от сумки и  совсем маленькие от каких-то мелких вещей. Там оказалось не очень глубоко, где-то чуть выше пояса, но Дората видно не было. Орландо, весь дрожа от волнения, все же сумел заставить себя вздохнуть спокойно, и, набрав в грудь побольше воздуха, приготовился нырять, чтобы вытаскивать чародея, но тут прудовая вода взбурлила, и резко раздалась в стороны, исторгая из глубин что-то большое, темное. Высунув голову на поверхность, чародей закашлялся, оплевался, и, шатаясь, встал на ноги. Вид у ученика Ангуса был самый очумевший. Он часто моргал глазами, явно не понимая, что с ним и почему, и тер лицо руками, а темная вода текла с его головы целыми струями, на плечи, грудь, и круглые щеки.
      - Мой коврик! – заорал Дорат вибрирующим от отчаяния голосом. – Я, когда раздевался, нечаянно сделал жест рукой, а мой коврик неправильно меня понял и вперед полетел!
      Тут за спинами и Торреля и Дората раздался шумный всплеск и что-то с отчаянным шуршанием поднялось в воздух.
      - Мой коврик! – вскрикнул Дорат, развернулся и бросился еще дальше от берега.
      Волшебный ковер вылез из воды и теперь неподвижно висел меньше чем в полуметре от поверхности пруда. Поднятая со дна темно-зеленая тина висела на нем клочьями, по краю ковер почти сплошь  покрывали пятна мокрого песка и еще какой-то гадости, там, где не было грязи, мокрый ворс топорщился, как мех дохлой чесоточной кошки, узоры поблекли, а длинная бахрома, напитавшись водой, безжизненно свисала вниз, с нее текло ручьем.
      - А моя сумка? А мой жезл как же? – растерянно пробормотал Дорат.
      - Я их достану! - воскликнул Орландо и бросился к месту, откуда из воды вылетел ковер – там на поверхность до сих пор всплывали и тут же лопались огромные пузыри.
      - Стой, дурак, утонешь! – крикнул ему Торрель, но юноша только отмахнулся и медленно добрел до места, рядом с которым утоп ковер. Все штуки, которые с него упали, должны были лежать на дне где-то недалеко. Орландо собрался, втянул в грудь побольше воздуха и нырнул в воду с головой. Только длинные светлые волосы медленно всплыли на поверхность, обозначая место, да в зеленоватой глубине светлело размытое пятно – тонкое мальчишеское тело.
      - Теперь тут точно русалки будут. – вздохнул Торрель. тут вода локтях в двух от того места, где мальчишка нырнул, взбурлила фонтаном, и Орландо, резко распрямившись, появился над водой, весь мокрый, но живой.
      Тяжело отдуваясь и кашляя, он с натугой выпростал из-под воды правую руку. В ней он за-жал два ремня от огромной, туго набитой сумки. Подняв громадный баул к поверхности, он подхватил сумку второй рукой за угол, и резко  зашвырнул на болтающийся над водой волшебный ковер. Дорат следил за ним во все глаза, взволнованно сцепив руки на груди. По-видимому, он даже забыл то, что стоит по бедра в воде. По крайней мере, того что полы розового халата плавают на воде за его спиной, как мантия за спиной идущего короля волочится по полу залы, он точно не видел, и уж точно не видел рака, вцепившегося ему в сапог.
      - Сейчас, я все достану! – пообещал Орландо, повернувшись в сторону Дората. - Там неглу-боко, искать легко, только я ничо не вижу, приходится нагибаться и руками по дну шарить!
      - Ты ищи как следует! – приказал Дорат. – Мне  мой жезл очень нужен!
      Во второй раз Орландо ничего достать не удалось, хоть он и пробыл под водой больше вре-мени, Зато, нырнув в третий раз, он вытащил из воды сначала жезл с белым альбитом, и, нырнув в последний раз, выволок на поверхность глубокий серебряный стаканчик.
      - Ой, мое питье от расстройства желудка! – воскликнул Дорат.
      - Нету там никакого питья, – ответил Орландо и чихнул. – Там только облако какое-то про-тивно-зеленое надо дном колышется, а в нем всякая живность дохлая. Рыбешки, улитки, еще кто-то…
      - Не может такого быть! – горячо воскликнул Дорат и топнул ногой, подняв со дна целой облако жирного желтого ила и мелкой мути. Маг опустил взгляд, оглядел себя и всхлипнул: - Из-за тебя я весь мокрый и грязный, и все мои вещи в сумке тоже грязные и мокрые, мне даже переодеться сейчас будет не во что!
      Совершенно голый Орландо, уже синий от ныряния в холодной воде, весь в пупырышках гусиной кожи, оглядел одетого и только слегка подмоченного мага, и сказал, стуча зубами от холода:
      - В-в-вылез-зай на б-берег-г, т-там на м-мостках-х моя од-дежда. П-переод-денься в н-нее, а-а твою на с-солнышко разл-ложи, она б-быстро высох-хн-нет.
      - Где она? – Дорат с надеждой заозирался по сторонам. 
      - Т-там. – Орландо повернулся в сторону берега, коротко махнув рукой в сторону кривых, уже подгнивших свай, на которых держался деревянный настил над берегом. Подняв глаза чуть выше, он изумленно раскрыл глаза и замер.
      На мостках, на самом верху большого белого вороха из его одежды, сидела ворона, каких он еще не видел - просто громадная. Огромным острым клювом она рылась в его вещах – уже отшвырнула в сторону лежавшие сверху брюки, так что теперь одна штанина свешивалась с мостков, чуть не касаясь воды, и теперь засунув голову в его вещи по самые глаза, шарила клювом под камзолом.
      Юноша открыл рот, хотел что-то сказать касательно этой необычной птицы, но не успел. Слова застряли у него в горле, когда он увидел, что ворона, наконец, перестала рыться в его вещах и резко вытащила клюв наружу. В клюве у нее был зажат длинный футляр, запечатанный сургучом.
      Орландо бросился из воды к берегу, но было уже поздно. Ворона, отступив назад, издала какой-то издевательски-насмешливый звук и взлетела в воздух, тяжело хлопая широкими, тяжелыми крыльями, с черными, как смоль перьями.
      - Свиток!!! – дико закричал мальчишка. – Она письмо Ангуса украла!!

     - Стреляй в него, чего ты ждешь! – крикнул Орландо Торрелю. Саргонец покачал головой и медленно опустил к земле лук, который так и держал во время разговора натянутым.
      - Незачем. Он не колдовать приходил, а предупредить.
      - Кого?
      - Тебя. – усмехнулся Торрель. – Он сказал, что мальчик с сердцем воина, что вез письмо, должен спрятаться, хорошо спрятаться. Старик с хитрым сердцем, который создал это письмо, будет искать мальчика. Искать, чтобы убить.
      - Меня? Убить? – плечи Орландо опустились.
      - Ага. Он сказал, старик – злой человек, сердце у него черное. И еще предупредил, чтобы письмо не искали.
      - Колдун врет! – вскрикнул Дорат. – Учитель не злой человек!
      - Но мальчишку будет искать, чтобы шкуру с него спустить. – кивнул Торрель. – Что-что, а это, наверное, правда. Говорят, ведьмаки могут видеть будущее. Рассказывают, давным-давно они даже выходили из лесов и предупреждали людей о лесных пожарах и войнах. Сейчас так не делают, люди их чем-то разозлили, но дар предвидения-то у них скорей всего, никуда не делся. Так что, парень, закапывайся поглубже, чтобы твой старик тебя не достал, а не то быть тебе в земле. Письмецо-то ты упустил, а твой старик, кажется, приказывал беречь его, как девичью честь. Да и ты что-то говорил, что он может с тобой расправиться.
      - Как же… куда же я денусь… - растерянно пробормотал Орландо. – Ангус, он ведь меня где угодно найдет.
      - А мне что делать? – взвизгнул Дорат и повернулся к Орландо. – Ты убежишь, спрячешься, а я куда денусь? Мне от учителя убегать нельзя, я ведь его ученик! Если я не окончу учения – я не стану магом, а магом я не стану, потому что если я появлюсь один, без мальчишки и письма – учитель будет в ярости! Он на мне одном отыграется! О бедный я, несчастный!! Ох, и зачем я только занялся магией? Мне было бы во сто раз спокойнее в родной Ханаме, в имении  моего дядюшки!
      Орландо слушая причитания мага, медленно повернулся и тихо обратился к Торрелю: 
      - Послушай, Торрель проведи меня в Саргон. Мне нужно туда, где живут эти ведьмаки, где их замок.
      Охотник пораженно моргнул глазами, устремив на мальчишку пристальный взгляд холодных глаз.
      - Ты что, ничего не понял? Тебе же человеческим языком сказали – не ищи письмо!
      - А что мне делать, Торрель? Я не смогу вернуться к Ангусу, он меня убьет, точно убьет, и спрятаться я от него тоже не смогу, мне негде. Я должен вернуть письмо. Вернуть и отвезти в Бела-мар, как он приказывал, иначе он меня убьет. Он это сделает, я знаю. Я видел.
      - Как ты его вернешь? Украдешь? У ведьмаков? – хмуро и как-то издевательски спросил саргонец.
      - Если нужно будет – украду! Мне теперь больше ничего не остается! Покажи мне лес, где живет король-ведьмак, прошу! Колдун ведь сказал, что письмо будет у него или уже у него. Может, я сумею туда пробраться, тогда я письмо себе верну!
      - Да, покажи, – поддержал его Дорат. – Письмо надо вернуть, иначе (маг зябко передернул плечами) нам крышка, как в бочке. Если послание учителя у этого короля колдунов - может, нам и вправду удастся письмо вернуть! Тогда мы отвезем его в Беламар, как сказал учитель, а сами спокойно вернемся домой.
      Торрель покачал головой.
      - Но ведь они нежить, их надо убивать! – гневно выкрикнул Орландо. – Ты же сам говорил, они в зверей могут превращаться!
      - И что? – резко спросил охотник. – Я что, должен за ними охотиться только потому, что они оборотни? Лично мне они пока еще не мешали и связываться с ними я не хочу. Оборотни, да еще и колдуны… Да меня убьют, стоит мне зайти на опушку их леса! Они знают, кто я такой, даже имя мое знают…
      - Белый волк! – догадался Орландо. – Белый волк - это ты, он тебя поприветствовал!
      - Белый волк – это я. Для некоторых, – неохотно признал Торрель, кривя угол рта.
      - Белый волк, помоги нам! – попросил Орландо, умоляюще глядя в суровые глаза саргонца. – Покажи нам с Доратом место, где живет король-ведьмак.
      - Нет. Я еще жить хочу.
      - Я... я прошу тебя. Если хочешь – я на колени встану. – тихо проговорил Орландо, краснея и бледнея.
      - Да хоть на голову! Не пойду я с тобой никуда. Ты маленький еще, не понимаешь, а я тебе так скажу. В дела, где колдуны замешаны, нос лучше не совать. Оторвут вместе с головой.
      - Торрель, но ведь я… – Орландо стиснул в руках ткань своего камзола, отчаянно придумы-вая какие-то слова, которые могли бы убедить упрямого саргонца. – Я же не прошу тебя драться с этими колдунами. Ты просто приведи нас в лес, где живет король, а дальше мы с Доратом сами справимся. Дорат – маг, он придумает, как письмо вернуть.
      По лицу Дората сразу стало понятно, что подобные планы сильно его пугают, но волшебник смолчал. было еще непонятно, кто страшнее – кучка саргонских волшебников из дремучего леса, или Ангус, в ярости иногда невменяемый.
      - Легко сказать – проведи. – усмехнулся Торрель. – Мы, если не забыли, сейчас в самом сердце Ламидонии, у Короны Арно, а вы хотите, чтобы я провел вас в Саргон, и дальше, в самые глухие наши леса. Да там даже наши охотники боятся появляться, а вы хотите, чтобы я с вами туда сунулся! Нет уж.
      - Мы не хотим, чтобы ты туда совался! Если ты боишься, то ты можешь даже в этот лес не заходить, просто доведи нас до него.
      Торрель задумался. Глубоко, по-настоящему, и смотрел то себе под ноги, на молодую траву, то медленно поднимал глаза к голубому небу и смотрел на облака, то оглядывал Орландо.
      - Эх, не было у бабы заботы… Не знаю, почему, но я согласен. Я проведу вас в Саргон, до опушки Черного леса. Иначе от вас просто не отвяжешься. Будь проклят тот день, когда я с вами повстречался.
      - Ур-р-ра! – возликовал Орландо, но Торрель тут же осек его суровым взглядом.
      - Я вас только проведу, не больше. Я даже не выйду на опушку леса, остановлюсь за лигу до него, развернусь и уйду. С ведьмаками и с их королем разбирайтесь сами, это не мое дело. Воюйте с ними, договаривайтесь, крадите их переписку - что хотите, только без меня.
      - Мы согласны. – быстро согласился Орландо.
      - Хорошо. Дальше. Я это сделаю не за просто так. Вы мне заплатите, как проводнику. Со-гласны?
      - Да! – быстро согласился не имевший гроша за душой мальчишка, а вот Дорат заскрипел зубами, но потом, когда перед его внутренним взором предстало лицо разъяренного Ангуса – со сдвинутыми к переносице лохматыми бровями и красным от ярости носом – кивнул с такой миной, как будто съел лимон.
      - Восемь барахских золотых, – твердо произнес Торрель. – Половину сейчас, остальное – когда доведу.
      - Нет! – закричал Дорат. – Это же неслыханно! Восемь золотых даримов! Да за такие деньги можно четверку коней купить!
      - Вот и купи. – спокойно посоветовал Торрель. – Запряги их в повозку и пусть они тебя тащат до Саргона. Если их не упрут по дороге, или не загрызут волки – луны через две выберешься к Эльву, к саргонской границе, а там останется его только переплыть. Если не утонешь, в чем я сильно сомневаюсь, то попадешь в Саргон, а там тебя тут же сцапают Зеленые стражи, наши пограничники, привяжут к первой же березе и истыкают стрелами, как подушку для иголок, потому что примут за ламидонского шпиона. Лошадок твоих они заберут, зарежут и вечером зажарят в углях, а шмотки пустят на обтирку для колчанов и луков, чтоб добро не пропадало. Посох… камень из навершия выковырнут и продадут, а дерево в костер швырнут. Что с ковром сделают – не знаю. Наверное, на лоскуты разрежут, хотя, знаешь, нет! Его к двум деревьям привяжут. Отличный гамак получится! Так что, будешь лошадок-то покупать? Тут недалеко, в Короне Арно рынок отличный. Я тебе даже выбрать помогу!
      - Нет, спасибо, не надо, – пролепетал белый, как молоко, Дорат. – Лучше с тобой. Ты ведь наверное, знаешь, как надо границу переходить, чтоб не поймали.
      - Знаю. – кивнул Торрель. – Зазря деньги брать не буду.
      - Ну хорошо. Я согласен, – буркнул Дорат.
      - Половину платы вперед. – тут же потребовал Торрель, протянув вперед раскрытую ладонь. – Меня уже столько раз с платой надували, что по-другому никак.
      - Ладно… - Дорат скрипнул зубами и полез в мокрый кушак. Из него он вытащил увесистый, явно хорошо заполненный кожаный кошель с бронзовыми застежками. Раскрыв его, он с тоской заглянул внутрь и предложил:
      - Может, предоплату возьмешь серебром? Ламидонскими орлами? Они сейчас в большой цене.
      - Серебром не беру. Только золотом или медью. Могу побрякушку какую-то взять, самоцвет. Серебро – нет. Серебро оставь для жрецов, они его любят. Священный металл.
      - Ну хорошо, хорошо… - согласился Дорат, вынул из кошеля четыре тяжеленные золотые монеты и, скрепя сердце, как будто у него отрезали руку или ногу, высыпал их в руку Торрелю. Золото глухо брякнуло об мозолистую и твердую, будто выдубленную, ладонь саргонца. Торрель с довольной ухмылкой взвесил золото на ладони и перебросил монеты через правое плечо, в открытый колчан.
      - Пошли. – пригласил он Орландо, махнув рукой по дороге.
      - Куда
      - Куда? Сейчас по этой дороге, как и раньше собирались идти, а у развилки налево повернем. Понимаешь… - Саргонец остановился и почесал бровь. - В Саргон, вообще-то можно по-разному отсюда попасть. Можно отсюда на юг взять, тогда мы завтра к полудню к Королевскому тракту выйдем, который из Короны Арно к Сильвии ведет. Сильвия ведь на Берегу Эльва стоит, на Золотому броду. Есть такой в нижнем течении Эльва, слышал? Через него почти все торговцы идут, которые с Саргоном торгуют. Там мелко, кони проходят, а на глубоких местах паромы ходят. Этот путь самый легкий. Дороги везде хорошие, наезженные, но это далеко. Если так как сейчас идти – на это не меньше месяца уйдет. Много. Очень много, да и на переправе там шумно, не протолкнуться. Ламидонские пограничники броды стерегут, как жен собственных. Вас просто так не пропустят, а меня могут и вовсе замести. Нет, через Золотой брод лучше не идти. Лучше прямо отсюда на запад пойти и к среднему течению Эльва выйти. Я одну тропочку знаю. Сам ей не раз пробирался. Она короче и быстрее, но и не такая хоженая. Как раз для таких, как я, которые на чьи-то глаза не любят показываться. Места пойдут глухие. Слава о них нехорошая. Ты как, не забоишься?
      - Нет. – буркнул Орландо. – Мне главное - письмо найти и побыстрее. Веди. 
      На ночлег они остановились поздно, уже после того, как солнце медленно завалилось за край горизонта, где ей уже была приготовлена мягкая постель из пухлых закатных облаков розово-красного оттенка. Место искать не стали, просто свернули с дороги и развели костер под корнями какого-то громадного кустарника, выше двух человеческих ростов. Ближе всех к огню подобрался Дорат, развалился у самого огня, на коврике, а над костром, на ветках куста, развесил свои шмотки, мокрую сумку и все постельные принадлежности. Мокрое белье неприятно парило, распространяя запах давно не стираных носков. Торрель поморщился и отодвинувшись от этой сушилки подальше, вытянулся  прямо на живом ковре из вереска, спиной к огню, лицом к дороге. Где-то трещали цикады, в небе ухнула сова, нетопырь, как тень, пронесся над землей, бесшумно рассекая воздух кожистыми крыльями.
      - Под ноги смотри! – выругался Торрель, отрываясь от зрелища темно-синего предночного неба, когда сапог Орландо больно врезался ему в спину, впечатавшись носком в ребра.
      - Ой, извини! – испугался мальчишка, поспешно глядя под ноги. Он, весело помахивая руками, возвращался от придорожной обочины, где стреноживал на ночь Огненного. – Я не видел, что ты тут лежишь! Твоя одежда, она черная, ее в темноте не видно.
      - Знаю. – буркнул саргонец. – Я же Черный охотник, дичь моя в темноте, по ночам бродит. Этот плащ два месяца в соке ночницы дубили, чтоб вычернить как следует. Вельда все руки себе пожгла, пока в котле это варево мешала.
      Юноша помолчал, а потом сел рядом с головой охотника на корточки. Его белый плащ светлым белым пятном выделялся в окружающей темени, а пронзительно-голубые глаза, в которых отражалось пламя костра, светились в ночи, как две ясные звездочки.
      - Белый волк… - начал он.
      - Не надо меня так звать! – Торрель резко приподнялся на руках. – Это имя не для людей. Ваши люди меня Черным охотником зовут, за то, что я за темными тварями по ночам охочусь, чер-ную одежду ношу. Так меня и зови, если не хочешь по имени. А Белый волк… так меня те называют, на кого у меня в колчане серебряные стрелы. Слушай, парень… - медленно произнес Торрель. – Пока мы еще далеко не зашли – откажись. Не лезь в лес к ведьмакам, не ищи письмо. Не твое это дело. Я тебя вдвое старше, послушай меня. Откажись. Золото, которое вы мне заплатили, я тебе тут же верну, только не лезь в это дело. Ни к чему хорошему это не приведет, нутром чую.
      - Не могу! – замотал головой Орландо. – Ангус приказал письмо никому не отдавать, сказал, чтобы я лично его до Беламара довез и отдал барону Аспаро. Если я это не выполню - он с меня кожу снимет.
      - Да плюнь ты на этого горбатого старикашку! Не такой он и всеведущий, чтоб тебя найти, если ты где-нибудь спрячешься! Послушай меня, устройся на работу, неважно какую, где-нибудь в большом городе, вроде Арландора или Сильвии, одежку смени, волосы постриги – и все, родная мать тебя не узнает! Никто и никогда тебя узнать не сможет!
      - Не могу. Я должен отвезти письмо в Беламар и передать его лично в руки барону Аспаро.
      - Тьфу! – сплюнул Торрель. – Ну ты просто бык – непробиваемый! Ему как лучше – он свое! Да почему ты должен-то? Кому должен?
      - Себе. – тихо ответил Орландо и опустив голову, признался. – Понимаешь, я, когда головой об то дерево на берегу пруда ударился – я что-то увидел. Я лежал на полу, в подземелье, в каменной камере. Потом туда вошел толстый мужик в черном колпаке с дырками для глаз. Ты ведь знаешь, кто ходит в таких шапках?
      - Знаю. – кивнул саргонец. – Палачи.
      - Да. - Орландо опустил голову, глядя в траву под собой. Вспоминать ему было тошно, слова с трудом пролезали через горло. - Он бил меня. Сначала руками, а потом начал пинать ногами. Он спрашивал про письмо, куда я его дел, а я ничего не мог ему сказать. Я же не знаю, куда его ворона утащила. Я ничего не мог ему сказать, и он бил меня. Сначала разбил лицо об стену, а потом ногами переломал ребра. У меня кровь пошла горлом. Так больно было… 
      - Бред какой-то.
      - Не бред! – горячо воскликнул Орландо. – Я не знаю почему, но я знаю, так будет. Это будет со мной на самом деле, я твердо знаю. Этот человек в камере забьет меня до смерти. Я должен найти письмо. Тогда я смогу ему все рассказать и меня не тронут.
      -Ты башкой об дерево слишком сильно треснулся. Тебе полечиться надо!
      - А почему ты согласился нас в Саргон провести? Ведь ты же сначала не хотел?
      - Пусть меня лесные коты сожрут, если я знаю, почему. Впрочем, в Саргон я  бы и так вер-нулся, рано или поздно. Так лучше с вами идти, вы же мне за это еще и платите, так что я хоть вер-нусь не с пустыми карманами.
      - Понятно. – вздохнул Орландо. – А я почему-то думал, что ты меня пожалел.
      - Не без этого. – признался Торрель. - Спи давай, мальчик, завтра вставать рано. Завтра мы, наверное, к Силеру выйдем. Знаешь такую реку? Он в Адду впадает совсем недалеко от того места, где она сама с Эльвом сливается. Главная река в здешних краях. Можно было по ней к Адде спус-титься, а оттуда к Эльву, но нам быстрее будет, если мы через нее переберемся и к Эльву посуху выйдем. Тут от него не так и далеко.
      - Ладно. - Орландо зевнул и отошел к своей нехитрой постели под кустом.
     
      Резкий западный ветер, несущий в себе промозглую сырость реки, злобствовал над ламидонским берегом Эльва, шелестел отросшей травой, резко шумел камышами в заводи чуть ниже по течению. Поднятые им высокие волны с шумным плеском набегали на пологий берег, разбивались об узкую полоску песка и тихо отбегали обратно, в пучину главной реки Ламидонии, а попутно и ее государственной границы. Здесь, в верхнем течении, Эльв был просто рекой с извилистым и быстрым течением, текущей меж высоких берегов, поросших толстыми деревьями и ивовыми кустами. Прибывающая луна неподвижно висела в небе, и на реку широкой полосой легла змеистая лунная дорожка; за ее границами вода была черной, как деготь. Отнерестившаяся щука гулко била рыбью мелочь, над водой, на бесшумных крыльях, парила скопа-рыболов, над ламидонским берегом охотилась сова. Крылатый хищник круто спикировал к земле, на мышь, шнырявшую в густой траве, выставила когти. Замершая мышь уже попрощалась с жизнью, но сова вдруг шарахнулась в сторону, испуганно крича. Ее круглые желтые глаза, привыкшие видеть как зримое, так и незримое, увидели – большой квадратный кусок ночной тьмы над ламидонским берегом Эльва вдруг вспыхнул красными и оранжевыми искрами и исчез, а в квадрате глаза совы с удивлением увидели другое небо. Багрово-оранжевое, залитое солнцем, с полосой пухлых черных облаков, ползущих вдоль горизонта, и другую землю. Голую каменистую равнину, безжизненную, серую. В небо рвался острый золотой шпиль высокой стройной башни, из странного, переливающегося всеми цветами радуги, и все-таки темного, почти черного камня. У ее высокого подножия застыла группка странных существ, маленьких, как игрушки. Среди них выделялся один, стоявший впереди всех. Высокий, худой, в длинной пурпурной мантии и шлеме из громадного бараньего черепа. При взгляде на него сову, как стрелой, пробило страхом. Одетый в пурпур был магом. Темным колдуном, некромантом, вырывавшим сердца у младенцев. И он не был обитателем этого мира.
      - Портал! Они открыли портал между мирами! Демоны в нашем мире! – закричала сова и помчалась прочь, охваченная суеверным ужасом.
      Скопа вскинула голову, пудовая щука выпрыгнула из воды, встревоженная криком, но на-прасно. Кусок чужого мира уже исчез. Портал заволокло оранжевым туманом. Что-то тягостное по-висло в воздухе, а потом произошел разряд. Взрыв. Проход между мирами взорвался кроваво-красным, остро запахло серой. В воздухе раскатилось неистовое ржание, в межмировом пространстве зазвучал грохот копыт, и из портала вылетел всадник, охваченный красным пламенным ореолом. Длинноногий вороной конь выпрыгнул из прохода между мирами, вытянувшись в прыжке и оскалив зубы. Наездник приник к его шее, обхватив ее руками в черных перчатках, доходящих до самых локтей. Над развевающей гривой был виден только круглый остроконечный шлем и необычные, далеко выдающиеся гребенчатые наплечники толстых лат. Вороной вылетел из портала полностью, весь до кончика пышного хвоста, пролетел в отчаянном прыжке никак не меньше трех локтей, и с грохотом опустился на землю, сначала на передние копыта, а потом и на задние. Трава хлестнула его по ногам, жеребец резко, зло вскинул шею, истово заржал, заплясал в прибрежной траве, высоко вскидывая ноги. Всадник, пригнувшийся к его шее, вздрогнул и выпрямился на конской спине, повел могучими, нечеловечески широкими плечами, расправляя их в гордой посадке, огляделся, крепко держа коня стиснутыми коленями. В щелях шлема сверкнули сузившиеся оранжевые глаза с узкими вертикальными зрачками. Пришелец из иного мира невнятно выругался и заслонился от света рукой в черной перчатке. Толстая крага была целиком пошита из кожи, покрытой мелкой, очень плотной, наползающей друг на друга чешуей угольно-черного цвета.   
      - Мидгард. – решил всадник, оглядевшись по сторонам и внимательно посмотрев на небо, усыпанное крупными звездами. – Вон созвездие Гусей, а та голубая звезда может быть только Принцем неба. Я попал куда надо. Это берег реки, которую люди зовут Эльвом. Значит, портал действует. Слышишь, Сын дракона?! А-а-а-а-а!! – восторженно заревел всадник, и в восторге саданул себя кулаком в грудь. – Действует! Этот старый синий колдун Натхур меня не обманул! Его маги все же сделали этот чертов портал!! После стольких веков! Ты понимаешь, что это значит?
      Жеребец зафыркал, затряс головой и шеей, забил передним копытом по камню. Воздух мира людей, свежий, не заполненный сухой пылью и горькой копотью вулканов, действовал на него, как наркотик. Конь возбужденно сопел, дрожа от жажды движения.
      - Ах да, – медленно проговорил всадник. – Извини, конечно. Забыл. Я же обещал тебя выкупать в Эльве.
      Моррас, господарь Удгарда, мягко тронул коня с места и, когда Сын дракона отъехал от портала на пять своих шагов, развернул его головой к воде и подтолкнул, понуждая войти в реку. Жеребец охотно вошел в Эльв, не испугавшись даже холодной воды, склонил шею и опустил голову, жадно приник к прохладной воде мягкими  губами. Наездник оперся рукой о конский загривок, перекинул ногу в высоком сапоге через спину и шумно спрыгнул с жеребца прямо в воду, с всплеском и чудовищными брызгами. Жеребец насторожил уши и оторвал голову от гладкой поверхности реки, тряхнув головой, чтоб убрать с глаз длинную челку гривы. Вода, блестя в лунном свете, мягко струилась по его ноздрям, ртутными ручейками стекала с нижней челюсти обратно в реку. Моррас мечтательно загляделся на прекрасную конскую голову, потом поднял руку и хлестко хлопнул коня по крупу рукой, затянутой в жесткую турнирную перчатку. Жеребец зло взвизгнул, взвился вверх и скакнул в воду широким прыжком. Вода Эльва с шумом и плеском забурлила вокруг черного конского туловища, когда Сын дракона забил по ней копытами и кожистыми крыльями. Моррас выбрался из воды на траву, и, уже стоя на суше, запрокинул голову к высокому черному небу, усеянному холодными бриллиантами звездных россыпей, и радостно загоготал, видя, как его любимец плещется в водах великой людской реки.
      - Эй, Мидгард! На колени, Мир людей! Пришел твой новый повелитель! – в восторге заорал Моррас, стиснув опущенные руки в кулаки.
      Ему ответил далекий удивленный голос, донесшийся из темноты ламидонского берега. 
      - Кто это там орет? Благородный Карадис, наверное опять какой-нибудь саргонец реку перебрел.
      Моррас медленно опустил вздернутую кверху голову и прислушался. Нечеловечески чуткие уши демона уловили в ночи хруст сочной травы, гулкий топот тяжелых копыт, конское сопение, позвякивание плохо прилаженных лат и удары тяжелой булавы о луку седла, к которой она была приторочена. Хорошо вооруженные рыцари на тяжелых боевых конях ехали в его сторону, вдоль берега реки. Очевидно, конный разъезд, патрулирующий реку вдоль границы. Глаза демона, тускло блестевшие в прорезях шлема, медленно разгорелись нехорошим красным огнем, запылали в ночи, как уголья, только что вынутые из кузнечного горна. Ладонь сама собой поднялась и легла на рукоять меча, висевшего в ножнах на поясе. Он уже давно не дрался, даже в тренировочном бою, а тут глупые люди сами идут к нему…
      Всадники приближались. Замерцал желтым пламенем факел в руках у ведущего всадника. Моррас сузил глаза, приспосабливаясь к изменившемуся освещению. Ламидонские рыцари шли на звук его голоса, в темноте они его не видели и чуть не наехали на него во мраке. Впереди один, широкий в плечах, как крестьянская печка, верхом на громадном сивом коне под синей попоной, с факелом в руке, остальные держались позади, разбившись на две пары. Увидев стоящего на берегу человека, их кони остановились, храпя и дергаясь, а наездники дрогнули в седлах. На берегу реки, где раньше по ночам встречались только нечистые на руку купцы, промышлявшие контрабандой саргонских мехов, сбежавшие от баронов ламидонские крестьяне, и прочий мелкий во всех отношениях люд, стоял громадный, широкоплечий рыцарь, в черных, внушающих страх, латах. Лица видно не было: круглый черный шлем с нащечными пластинами и длинным наносником скрывал всю верхнюю половину лица. Из-под железа виднелась только массивная нижняя челюсть, загорелая до коричневого оттенка, да два глаза. Бычью шею защищали две выгнутые пластины, вертикально прикрепленные к самым необычным наплечникам, какие только можно себе представить: в виде расправленных крыльев нетопыря. Или черного дракона.
      - Гляньте-ка! – ахнул самый молодой из рыцарей, Крал да Варда. – На нем доспехи, да еще с гербом!
      Его сосед по строю встал на стременах, чтобы взглянуть через плечо ведущего. Да, точно. Под чудовищными наплечниками матово поблескивала кожаная кираса, туго облегающая туловище - черная, как уголь, только на правом боку блестели золотые пряжки, да на груди был смутно различим какой-то рисунок. Рыцарь, заметив направленные на него заинтересованные взгляды, чуть повернулся, давая всем возможность разглядеть его герб. Прямо на толстых доспехах был выдавлен и покрыт золотом профиль лошади, перелетающей через невидимое препятствие. Рыцари сглотнули.  черные распахнутые крылья наплечников, казалось, росли прямо из боков лошади, изображенной на доспехах.
      - Пегас. – уверенно произнес молодой рыцарь да Варда. – Крылатый конь, символ поэзии и вдохновения.
      Черный рыцарь медленно покачал головой.
      - Не угадал. Сын дракона. Мой конь.
      - Кто ты такой? Что тебе нужно на земле Ламидонии? – резко спросил пожилой рыцарь, блуждая по фигуре стоящего перед его конем человека блекло-голубыми глазами. Не нравился старому Яну из Талантида этот рыцарь. Вроде и меча при нем не было, пояс был пуст, и река за его спиной была тиха и спокойна, как в день сотворения мира, выдавая отсутствие спрятавшихся поблизости дружков этого черного, а все равно – не нравился. Чувствовалось в нем что-то опасное. Как будто увидел свернувшуюся в траве шипящую гадюку.
      - Я? – рыцарь неприятно усмехнулся, глаза сверкнули в прорезях шлема. Рыцари помимо воли вздрогнули, когда над ними загрохотал его голос:  – Я Моррас Марелл аят Маар! Господарь Удгарда, правитель Драконита, Нерата, Ашкагара и Ата Самаа, Белого острова! Я Железная ладонь, Крылатый всадник! На колени, с-собаки!!
      - Саргонец! – в один голос закричали кавалеристы. – Проклятый лесняк! Подколем его! Подколем! 
      Рыцарские лошади, получив шпорами, с места взяли в тяжелый галоп. Всадники заученно сорвали толстые пятнадцатилоктевые боевые копья с особых держателей на правом стремени, на скаку перехватили их поудобнее, зажав задние, толстые концы под мышкой, а широкие наконечники направили прямо в туловище нахального рыцаря.
      - Молокосос сопливый! – зашипел кто-то из сотоварищей на Краала да Варду, проносясь мимо юного кавалергарда. – Поплевать на ладонь надо было! Промажешь!
      - Отстань! – закричал мальчишка, слезящимися глазами ловя силуэт черного рыцаря, пры-гающий как раз между ушей его чалой кобылы. Копье в его руке прыгало и дергалось, как живое, наконечник все время тянулся вниз, к земле. юный рыцарь больше всего боялся, что оно вот-вот выскользнет у него из рук и грохнется на землю. Позора не оберешься! Сзади заскрежетал тяжелый меч – это Каврат, полукровка-саргонец, незаконнорожденный сын какого-то западного барона, вытащил из ножен свое оружие. Копье он почему-то презирал, зато мечом рубил только так.
      Увидев, что в руке одного из рыцарей блеснул клинок, и вообще – решив, что они подошли уже достаточно близко, Моррас бросил разыгрывать из себя невинную девушку и всего одним резким жестом сбросил с себя и окружающей реки пелену иллюзии. Магический занавес рассыпался в клочья, Сын Дракона, прорвался сквозь него черным вихрем, выскочил из реки на берег, как летучая мышь-упырь – широко распахнув крылья и оскалив белые зубы во рту. Подождав секунду, Моррас оттолкнулся обеими ногами, взлетел вверх, как подброшенный пружиной, ухватился за конский загривок и на полном скаку прыгнул своему жеребцу на спину. Левая рука демона тут же схватила коня за гриву, а правая рванула из ножен на поясе меч, который до этого повелитель Удгарда замаскировал простенькой иллюзией. Клинок Рассекающего зарделся во мраке ночи, как раскаленная головня. Несчастные рыцари, увидев, что скачет на них из темноты, закричали хором:
      - Демон! Это демон! Король Мертвых восстал из преисподней!!
      Кто-то на всем скаку выронил копье, громко захрипела лошадь, которой удилами рвали рот. Копья, направленные прямо в сердце Морраса, дрогнули, зарыскали над землей. Моррас жестко ухмыльнувшись, сжал рукоять Рассекающего, занес клинок для удара и пришпорил Сын дракона острыми двуиглыми шпорами. Черный жеребец пронзительно заржал, напрягся всем телом, и прыгнул, уже в прыжке расправив крылья, оглушительно ударил ими по воздуху. Под передними, а потом и под задними копытами жеребца мелькнуло длинное тело сивой лошади старого рыцаря. Сын дракона перелетел ее и лошадь второго рыцаря, скакавшего на полкорпуса позади, и опустился на землю прямо перед носом трех рыцарей помоложе, которые скакали позади. Увидев прямо перед собой оскаленную морду жеребца, возникшую прямо из темноты, огненный клинок Рассекающего и страшную фигуру Морраса, рыцари заорали от страха. Только один, крайний справа, не выронил из рук меча - рубанул наотмашь. Удгардский господарь не стал защищаться. Ламидонский клинок опустился на его левое плечо и проехался по доспеху, не оставив на черной коже даже следа.
      - Шкура дракона, возраст которого превышает тысячу лет, даже без чешуи прочна настолько, что пробить ее мечом практически невозможно. – сообщил Моррас остолбеневшим рыцарям сведения из опуса «Охота на драконов».
      Владелец меча изумленно выпучил глаза под забралом шлема. Моррас мимоходом повернулся в седле и ударом кулака в черной перчатке вмял решетчатое забрало ему в лицо.
      - Эй, что это? – закричал Краал да Варда, тыча пальцем в перчатку, покрытую мелкими чер-ными чешуйками.
      - Это из шкурки с новорожденного дракона! – выдохнул Моррас, небрежным движением кисти перебросил меч из руки в руку и разрубил молоденькому рыцаренку горло. Клинок Рассекаю-щего зашипел, разрубая металл, из-под которого на лезвие лилась человеческая кровь, черная, бле-стящая в лунном свете. Надо было плевать на ладони…
      Последний, третий рыцарь, побелел под доспехами как зимний снег и рванул поводья, заворачивая коня.
      - П-ф-ф-ф, а мне все уши прожужжали о том, что ламидонцы умирают, но не сдают поля боя! – засмеялся Моррас и хлопнул Сын дракона перчаткой по крупу. Жеребец заржал и рванулся вперед. Тяжеленного рыцарского битюга он догнал одним скоком, вытянул шею и вцепился рыцарскому коню зубами в голову, под ухо. Конь заржал и встал на дыбы. Наездник, запрятанный в латы, как жук, поднял руки и неуклюже свалился с коня. Пока он падал, Моррас рубанул его мечом поперек туловища. На землю упало уже не компактное тело, а куски, оправленные в покореженное железо. Лошадь, из которой Сын дракона вырвал кусок мяса, жалобно, с прихлюпыванием, ржала. Демон дернул коня за гриву, разворачивая его, и милосердно отсек ей голову.
      Сын дракона развернулся легко, танцуючи, задергал шеей и приподнялся на задних, просясь в галоп. Те два рыцаря, которых он перепрыгнул, как раз развернулись, домчавшись в своей пустой атаке до самой реки, и теперь неслись прямо на него, пригнувшись к шеям коней и далеко выставив копья. Моррас злобно захохотал и дал коню шпоры. С морды крылатого жеребца брызнула пена. Он заржал, одним движением расправил крылья, но наездник новым ударом шпор погнал его по земле, сумасшедшим карьером, направляя в узкий промежуток между двух галопирующих лошадей. Сын дракона затряс головой, кося глазами на наконечники рыцарских копий, но удгардский господарь был уже охвачен демонической жаждой крови; жар, разгоревшийся в крови, гнал его вперед. Жеребец захрапел и ворвался в промежуток между двумя рыцарями, как живое воплощение безумия. Стальной наконечник копья оцарапал ему брюхо, конь заржал и одним движением тяжелой головы смел с седла рыцаря-обладателя паскудного оружия. Закованный в железо кавалерист, подняв руки, вылетел через заднюю луку седла, перелетел по воздуху через конский круп, и с лязгом грохнулся на землю, здорово напоминая перевернутого на спину жука в жесткой скорлупе. В это время Моррас как раз расправился с левым рыцарем, перекинулся на другую сторону, наклонился ниже конской холки и хлестким ударом меча располовинил упавшего на две части. Меч прошелся по ногам, отрубив их по бедра. Раненный взвыл оборотнем. Удгардский господарь осадил коня, шпорами вздернув его на дыбы, развернул, не опуская на землю, и, подскакав к воющему в траве служаке, отсек ему голову…